Шрифт:
Элементы «злословия», присущие жанру светской повести (см., например, «Пелам» Бульвера), в незаконченных повестях Пушкина функционально изменяются, приобретая резко публицистическую направленность. Таким образом, эти повести могут рассматриваться как иллюстрация программных высказываний Пушкина в его статьях того времени.
Что же касается указаний на автобиографичность «светских» повестей Пушкина и, в частности, отрывка «На углу маленькой площади», то при известной способности Пушкина перевоплощаться в любимого писателя очень легко допустить, что во второй половине 20-х годов светская ипостась Пушкина (которую он с таким старанием отделял от своей творческой личности) воплотилась в светского, скучающего и стремящегося к независимости Адольфа. Ср., например, пушкинский отрывок «Участь моя решена. Я женюсь…» с «Адольфом». [52] Поэтому если в Онегине и Волоцком есть Адольф, то этот Адольф — Пушкин. Этому, конечно, способствовала в особенности автобиографичность самого «Адольфа», которая, подобно автобиографичности «Вертера», должна была наталкивать на мысль о создании произведений автобиографического характера. Сам Б. Констан в предисловии к третьему изданию своего романа писал: «То придает некоторую истину рассказу моему, что почти все люди, его читавшие, говорили мне о себе как о действующих лицах, бывавших в положении моего героя».
52
Через один абзац от написанного Пушкиным на полях «Адольфа» слова «bonheur» (счастье) следуют рассуждения Адольфа о своей независимости и сожаление о предстоящей потере ее: «Я сравнивал жизнь свою независимую и спокойную с жизнью торопливости, тревог и страданий… Мне так было любо чувствовать себя свободным, идти, придти, отлучиться, возвратиться, не озабочивая никого» (с. 36). У Пушкина (1830): «…я жертвую независимостию, моей беспечной, прихотливой независимостию (…) Утром встаю, когда хочу, принимаю, кого хочу…»
4
Итак, мы видим, что Пушкин в конце 20-х годов, решая проблему создания небайронической характеристики современного героя, отчасти опирается на «Адольфа».
Изменение отношения Пушкина к байроническому герою должно быть отмечено уже в «Евгении Онегине».
В пушкинской литературе неоднократно указывалось на сходство Онегина с Адольфом. Из всех убеждающих нас сопоставлений Онегина с Адольфом можно сделать один вывод: «Адольф» был одним из произведений, давших Пушкину скептические и реалистические позиции против Байрона.
Следует отметить, что сходство Онегина с Адольфом возрастает к концу пушкинского романа, и в особенности явственно в 8-й главе (1830). Теперь, когда мы знаем ряд фактов, по-новому освещающих отношение Пушкина к Адольфу, можно с большей уверенностью указать еще несколько довольно существенных совпадений 8-й главы «Онегина» с романом Б. Констана.
Начну с черновых вариантов: «Свой дикий нрав преодолев» — ср. «Адольф»: «се caractere qu'on dit bizarre et sauvage…» («сей характер, который почитают странным и диким…»). Последний стих XII строфы имел первоначально такой вид:
Заняться чем-нибудь хотел.Адольф тоже мечтает о деятельности. [53] Кроме того, при сопоставлении 8-й главы с «Адольфом» можно найти более близкие примеры, чем это было сделано до сих пор: барон Т. говорит Адольфу: «Вам 26 лет, вы достигнете до половины жизни вашей, ничего не начав, ничего не свершив». В 8-й главе «Онегина»:
Дожив без цели, без трудовДо двадцати шести годов,Томясь в бездействии досуга…53
«Я сетовал не об одном поприще: не покусившись ни на одно, я сетовал о всех поприщах» (с. 51); «Я ощущал в себе живейшее нетерпение приобресть снова в отечестве и в сообществе мне равных место, принадлежавшее мне по праву» (с. 52).
Далее, Адольф говорит: «Я кинул долгий и грустный взгляд на время, протекшее без возврата: я припомнил надежды молодости… мое бездействие давило меня…» (с. 51). Ср. 8-ю главу: «Но грустно думать, что напрасно Была нам молодость дана…» Есть сходство и в самой ситуации, которую представляет нам 8-я глава, с началом романа Б. Констана.
Родственник героя, граф П., в подругу которого влюблен Адольф.
Адольф, желая увидеть Элленору, поминутно смотрит на часы — «Онегин вновь часы считает, вновь не дождаться дню конца!».
«Наконец пробил час, когда Адольфу нужно было ехать к графу».
«Но десять бьет…»
Адольф чувствует трепет, приближаясь к Элленоре.
«Он с трепетом к княгине входит».
Но всего примечательнее то, что в 8-й главе светский денди Онегин неожиданно становится таким же застенчивым и робким, как Адольф, когда он оставался наедине с Элленорой.
Татьяну он одну находит,И вместе несколько минутОни сидят. Слова нейдутИз уст Онегина. Угрюмый,Неловкий, он едва-едваЕй отвечает.Здесь Пушкин очень близко повторяет Б. Констана: «tous mes discours expiraient sur mes levres».
Онегин, так же как Адольф, не решается на объяснение и посылает письмо. Для этого письма Пушкин черпает из «Адольфа» целый ряд формул и таким образом прибегает к «Адольфу» для создания языка любовных переживаний:
Я знаю: век уж мой измерен;Но чтоб продлилась жизнь моя,Я утром должен быть уверен,Что с вами днем увижусь я…Ср. у Констана: «Je n'ai plus le courage de supporter un si long malheur mais je dois vous voir s'il faut que je vive». [54]
54
«Я уже не имею достаточной бодрости для перенесения столь продолжительного несчастья… но мне необходимо вас видеть, если я должен жить» (с. 18).
Адольф, пославший первое любовное письмо Элленоре, боялся угадать в ее улыбке след какого-то презренья к нему. Ср. в «Письме Онегина»:
Какое горькое презреньеВаш гордый взгляд изобразит!«Чего хочу?» — восклицает Онегин. «Qu'est-ce que j'exige?» — спрашивает Адольф в объяснении с Элленорой (гл. III). В том же объяснении с Элленорой Адольф говорит: «Напряжение, которым одолеваю себя, чтобы говорить с вами несколько спокойно, есть свидетельство чувства для вас оскорбительного» — и просит Элленору не наказывать его за то, что она узнала тайну (т. е. его любовь). Это место отчеркнуто в пушкинском экземпляре «Адольфа». Ср. в «Письме Онегина»: