— Простите, я разговариваю с господином Густафссоном.

— Знаю. Но за него отвечу я. Потому что имею честь быть его менеджером. Господин Густафссон должен получать то, чего он стоит.

— Люция — Королева Света. В Швеции принято выбирать Королеву Света в декабре — самом темном месяце года.

— Совершенно согласен. Но триста крон в день — это огромная ставка.

— Для ваших служащих, возможно, и огромная. Но Густафссон стоит дороже. Тысячу нам кто угодно заплатит. Не вы первый являетесь к нам.

— Не может быть!

— Да, да. И не второй, коли на то пошло. Я не вчера родился, господин директор. Тысяча крон в день. Вы сами знаете, что такой аттракцион стоит гораздо дороже.

От всей этой сцены Густафссон был смущен, но вместе с тем в нем закипало раздражение.

— Еще неизвестно, соглашусь ли я на это предложение! — наконец вмешался он.

— Конечно, согласишься! А почему бы тебе не согласиться?

— Вот именно! — Директор Шабрен ринулся на помощь Пружине. — Что тут унизительного? Такая же почтенная работа, как и все остальные. Я сам начиная с этого, когда был молод и зелен…

Он осекся. Пружина фыркнул. Но в лице Густафссона не дрогнул на один мускул.

— Можете не извиняться, господин директор, — сказал он. — Я и так знаю, какого я цвета. Теперь и вы в этом убедились. И вот что я вам скажу: проваливайте-ка к чертовой матери со своими прилавками и зелеными неделями! — Он повернулся к Пружине. — А ты можешь составить ему компанию!

Шабрен было запротестовал. Но, поразмыслив, пожал плечами и направился к двери. Пружина поспешил вмешаться.

— Нет, нет, нет! — Он замахал руками. — Садитесь, господин директор! Прошу вас, садитесь! А ты, Густафссон, не горячись. Нельзя так разговаривать с людьми, которые желают тебе добра.

— Хорошенькое добро!

— Ты бы подумал лучше о своих детях. Каково им иметь папашу, который таится от людей? Им нужны денежки, молодежи нужны денежки. И твоей жене тоже. И тебе самому. Свое наказание ты принял мужественно, окей, браво. И ты должен, — в голосе Пружины послышались твердые нотки, — нести его с гордо поднятой головой.

Густафссон сник. Неожиданная вспышка гнева подействовала па пего самого куда сильнее, чем на остальных. Он всегда боялся обидеть человека, был очень снисходителен и с благодарностью принимал любое поощрение.

— Да, да, — пробормотал он.

Больше он ничего не успел сказать. Пружина взял бразды правления в свои руки.

— Выше голову! Ты можешь прославиться на весь мир. О тебе будут писать книги. Пишут же о людях, которые и вполовину не так известны, как ты. Только не надо рубить сук, на котором сидишь.

— Да я ничего и не сказал, — беспомощно буркнул Густафссон.

— Если я даю тебе советы, то исключительно как друг и товарищ по военной службе. Мы оба твои друзья. Не правда ли, господин директор?

Шабрен нерешительно вернулся в гостиную. Выступать заодно с этим сомнительным субъектом в качестве друга Густафссона у него не было никакого желания. Но поддакнуть он мог, это ему ничего не стоило.

— Да, конечно.

— Слышишь, Густафссон? — обрадовался Пружина. — Мы хотим только помочь тебе.

— Вот именно, — мягко сказал директор Шабрен. — Помочь — это самое подходящее слово.

Густафссон, весь поникший, пристально изучал узор ковра.

— Знать бы, — бормотал он почти про себя, — если бы только знать, как все обернется… Но кто может сказать…

Слова замерли. В комнате воцарилась тишина. Пружина, казалось, исчерпал все свои доводы. Настал черед директора Шабрена.

— Вы хотите сказать, что будущее предугадать невозможно, господин Густафссон? Но за это мы должны быть благодарны — так было написано в одной книге, которую я читал.

Пружина тут же ухватился за эту мысль.

— Совершенно верно. Именно благодарны. Надо быть благодарным. Ты должен быть благодарен нам за то, что мы хотим помочь тебе. Ты не из тех, кто отталкивает руку помощи.

— Да я и не собирался.

— Ведь совершенно очевидно, что господин Густафссон ничего не потеряет, если придет к нам, — вмешался директор. — Я готов платить ему пятьсот крон в день.

— Простите, — перебил его Пружина, — но наша такса — тысяча.

— Об этом не может быть и речи. Пятьсот я готов дать и точка. Если вас это не устраивает, кончим разговор.

Мгновение Шабрен стоял неподвижно, потом повернулся на каблуках и пошел к двери. Пружина не на шутку испугался.

— Стоп, стоп, господин директор. Мы согласны. Согласны. — Он обернулся к Густафссону. — Пятьсот монет в день. Три тысячи в неделю. В другом месте за эти деньги ты будешь вкалывать целый месяц.