– А то ты сам не знаешь? – фыркнул де Фокс, – принесли, конечно. Попробовали бы не принести. Нужно знать, когда следует отдать, чтобы потом снова взять. Барбакиты плохому не научат. Там поздний вечер, командор – он ткнул пальцем в каменный свод, разумея под «там» поверхность, – а у тебя завтра тяжелый день. Налей-ка нам выпить, что ли.

Путешествовать лучше в мужском облике, а ночь в зачарованных подземельях гораздо приятнее провести, будучи женщиной…

…– Я видел это ожерелье, – сказал Йорик, когда Тресса уже засыпала. – И эти серьги. Разумеется, копию, но копию идеальную и тоже зачарованную на любовь.

– М-м? – поощрила она, ленясь говорить членораздельно. Командор ведь и так поймет, что это означает: «продолжай».

– В точности такие камни носила моя мать, – непонятно было на слух, то ли Йорик усмехнулся, то ли невесело хмыкнул. – А ей они достались от ее матери. А та, в свою очередь, тоже получила их по наследству. Там четыре или пять поколений… сейчас я уже не вспомню. Это обычный анавх [49] , но я не рад был снова увидеть эти бриллианты.

– Это анавх, – подтвердила Тресса, и деликатно зевнула, постаравшись не лязгнуть клыками, – дома тоже есть гномы, и они тоже работают с бриллиантами. Забудь.

– Забуду, – пообещал Йорик. – Завтра же.

Эльрик де Фокс

По-настоящему командора, конечно, озадачило то, что мийстр Крида согласился раскрыть ему кое-какие секреты из тех, что гномы никогда не выносили на поверхность. Грайтен взялся обучить его основам работы с каменными сердцами, взялся потому лишь, что я об этом попросил. Моя просьба здесь – это весомый аргумент, это Йорик уже понял, теперь он понимает почему. Правда, понимает не все.

А я не объясняю.

Почему?

Да потому что не время. И не место. И, вообще, либо он верит мне, либо нет… Стоп. Опять меня не туда несет. Йорик мне верит, это понятно, но он не знал обо мне почти ничего. И хотел узнать больше. Совершенно естественное стремление, между прочим. Особенно, если учесть, что я-то вытянул из него массу разнообразных сведений, а сам до вчерашнего вечера отделывался обещаниями, рассказать как-нибудь в другой раз.

Рассказал. Хвала богам, командор не стал думать обо мне плохо. Он даже стал думать обо мне лучше. Обо мне-Эльрике. А я по-прежнему не могу понять, какой же гадости он от меня ожидает? По-моему, все неприятности, какие можно было устроить, я устроил в Гиени. С другой стороны, что-что, а создавать проблемы я умею мастерски, причем, буквально на пустом месте. Ага, я блестяще создаю проблемы, Йорик блестяще импровизирует, разрешая их одну за другой. Штез эльфе, да мы отлично сработались!

И сегодня у командора моими стараниями опять полный трюм забот. Шутка ли, из живого человека душу вынуть, отфильтровать, и обратно вложить.

Роль живого человека выполнял, естественно, Краджес. А зачем бы еще мы его с собой потащили? От эмпата в одной компании со мной и Йориком одни проблемы, и никакой пользы. Но именно Краджес всю дорогу, как золото заклинания, впитывал наши эмоции. И, так же, как золото заклинания, сохранял их в неискаженном виде. Любовь Йорика ко мне-Трессе, и, разумеется, ответное чувство; изумленную влюбленность девочки Ядвиги в жутковатого Эрика Серпенте; заботливость и, опять-таки, любовь, но уже совсем иного свойства, со стороны командора к девчонке, которую он вырастил. Я так полагаю, даже кроха чувств, на которые способен Дхис, и та пошла в дело. А сейчас Йорик, разобравшийся в сплетениях сил, из которых состояли каменные сердца, с величайшей аккуратностью работал с памятью Краджеса, делая копии нужных нам эмоций, и отсеивая все остальное.

Это для медика занятие, не для инженера. Но я положился на осаммэш командора, а командор согласился рискнуть. Он на многое готов, чтобы избежать гражданской войны. Да и мне, если честно, не хотелось бы влететь в военные действия вот так, без подготовки. Ладно, не совсем без подготовки, и война в Загорье, как любая другая, Дому Серпенте принесла бы немалую прибыль, но… есть ведь и у меня совесть. Где-то. Я так полагаю, в двух десятках шагов дальше по коридору, в мастерской, святая святых мийстра Криды. У моей совести желтые глаза. Словно у тигра, или у хищной птицы. И я готов мириться с тем, что вижу в этих глазах недоверие, потому что рано или поздно это пройдет, но мне не хотелось бы, очень не хотелось бы увидеть в глазах командора разочарование.

Кумир он для меня, в конце концов, или нет? Вот то-то же.

А Йорик копировал эмоции, и, под присмотром мийстра Криды вплетал их в магическую структуру самоцветов. Последнее Крида мог бы сделать и сам: гномы умеют не только вытягивать человеческие чувства из каменных сердец, но и вкладывать их в свои изделия. Однако им самим столь сильные переживания неведомы, и мийстр Крида, для которого не составило бы труда разом лишить Краджеса возможности когда-либо еще хоть что-то почувствовать, на такую тонкую работу, как та, что проделывал командор, был не способен. А Йорик, в свою очередь, не мог просто отдать грайтену сделанные копии. Говорю же, для медика задача. Инженеров такому не учат. Другое дело, вложить эмоции в артефакт, тут командору Хасгу равных не было. Один из ведущих артефактщиков Шенга, все-таки. Надо понимать!

По моему замыслу, камни должны были запомнить интересующие нас оттенки чувств, и впредь самостоятельно реагировать на подобные эмоции, излучаемые другими людьми. Не только людьми, конечно, нелюдями тоже, но я не очень-то верил в то, что по дороге из Гиени в Уденталь встречу хотя бы одного нелюдя. К тому времени, как я доберусь до Надерны, ожерелье и серьги, предназначенные для Легенды, наполнятся прекраснейшим из доступных тварным созданиям чувств.

С радостью от убийства любовь, конечно, не сравнить. Но не могу же я дарить эльфийской женщине камни, напитанные счастьем чужой смерти.