Ратьгой со Стрыем фыркнули в голос презрительно – уж они придут на помощь не ради вкусной жратвы, но ради чести.

Спустились со стены. Воины споро подвели коней, окружили почетным караулом. Вольга напомнил хмуро:

– Так что там с Лютом и неслухом Буськой?

Стрый возвышался над всадниками, как столетний дуб над чахлыми кустами, на волхва не посмотрел, ответил князю:

– Перебрались они через лагерь псоглавов три дня назад, больше их не видел, сразу домой.

Князь вскинул брови, за спиной ахнул волхв:

– Как нарваться на дивиев угораздило?

Стрый пожал плечами:

– На пути стояли, теперь лежат.

Ратьгой спохватился, спросил недоуменно:

– Постой, а в какой земле встретили?.. Так это ж от Вышатича на два дня пути, как за три дня обернулся?

Князь усмехнулся, пояснил, как неразумному:

– Забыл, на ком ездит?

Гором шумно всхрапнул, предостерегающе заржал. Ратьгой глянул на чудище уважительно. Волхв пробормотал под нос:

– Не сегодня-завтра будут в горах, а там неизвестно, сколько времени уйдет на поиски.

Яромир глянул неодобрительно.

– Что шепчешь, а то не знал, что затея пустая… почти пустая. Придется уповать на мощь железа.

Стрый громыхнул смешком:

– Представляю, как Буська взъярится, узнав, что пропустил славную битву.

Князь подумал мрачно, что он не прочь обойтись без драки, но уповать на божественные силы, способные защитить и сохранить, – удел дурака. Уже жалеет, что отослал побратима на такое непонятное поручение.

Княжий отряд прогрохотал по мостовой и влетел во двор детинца под радостные крики. Немедля кинулись хмельные бояре и союзные князья. С улыбками на красных потных рожах предлагали испить из братчины. Вольга незаметно исчез, воеводы брезгливо оглядели пьяную толпу и нехотя потащились в пиршественный зал.

Яромир широко улыбался, хлопал по потным спинам, приветственно вскидывал руки. Вслед орали здравицы, время от времени зычно кричали, славя доблесть и честь.

Палаты пропитались вкусными запахами, воздух загустел, как кисель. Князь с улыбкой вошел в пиршественный зал, утонувший в одобрительном реве. Кравчий сунул чару с медом, Яромир оглядел пирующих, крикнул здравицу.

Пусть, мелькнула небрежная мысль, пусть пируют. Недолго осталось.

Алтын в одиночестве пил горячий травяной взвар. Шатер был завален драгоценностями: золотые и серебряные изделия сверкают в свете светильников, грани разноцветных камней горят ослепительными точками. Повелитель степи задумался, наплывы бровей скрывали глаза, блестевшие в узких щелках.

Рука с парующей чашей застыла на весу, левая непрестанно теребила мешочек на груди, губы кривились мучительно. В шатре было душно, бритая голова блестела россыпью жемчужин. По обнаженному торсу стекали крупные капли, оставляя широкие влажные дорожки. Золотая цепь, усеянная драгоценностями, знак верховного вождя, лежала в сторонке небрежной кучкой.

Алтын оглядел горы ценностей с тоской, презрительно скривил губы и непроизвольно сделал отметающий жест. Это у Али-Шера вскипает кровь при виде злата, ничего выше не знает. А Повелитель скоро увидит свое сокровище, самое ценное, дорогое, за которое немедля готов отдать сотни караванов лошадей с гнущимися ногами от тяжести поклажи.

Скоро. Скоро лесные дикари ответят… Хотя предыдущие мало в чем виноваты, главный враг укрылся в соседнем княжестве, за высокими стенами, взять его будет куда труднее. Но он возьмет! Непременно!

И будет глядеть в мертвые глаза тамошнего правителя, называемого сынами степи Арамом. Повелитель долгие годы повторял ненавистное имя, оно каленым железом выжглось в мозгу, оставив неистребимый дух паленой плоти.

Яромир, ты умрешь!

За стенками шатра послышались возня, возмущенный вскрик: стражи по указу Повелителя никого не пускали. Но упорный Шергай кричал взволнованно, просил принять.

Алтын поставил на пол чашу.

– Пропустить, – сказал он тихо. Теперь неважно, как отдавать приказы. Мог подумать – стражи бы услышали.

Полог приподнялся, маг влетел парчовой молнией, распластался ниц.

– Повелитель, очень важные вести! – закричал он горячо.

Алтын с усмешкой оглядел халат старика: сколько можно носить такое убожество? Будто не мудрец, а ворона, падкая на яркие вещи.

– Встань, Шергай, – сказал он мягко, с неудовольствием отмечая возросшее нежелание говорить словами. – Расскажи, что стряслось? Навстречу движется войско?

Маг поднялся, замотал головой, жидкие нити бороды запутались в воздухе.

– Нет-нет, Повелитель. Жалкие лесные черви будут сидеть за высокими стенами, трепеща при виде доблестных сынов степи. Они подлые, трусливые…

Алтын прервал раздраженно:

– Прекрати, это не так.

Существо мага задрожало, сердце просверлила острая боль, прошибла холодная испарина.

«Скоро с ним вообще нельзя будет говорить безболезненно», – мелькнула в плешивой голове яркая мысль.

– Прошу простить, Повелитель, что вызвал твой гнев.