– Чего с ним возимся? – снова спросил Буслай, присев на корточки и скупо подкармливая костер. – Одни беды от него, рази принес чего хорошего?

Лют размашистыми движениями рук разогнал кровь по жилам, но хмуро промолчал. Буслай глянул с торжеством, в пальцах хрустнула толстая ветка, задымилась в оранжевом круге, языки пламени с торжеством затанцевали на коре.

Сильный порыв ветра качнул пламя, и Буслай заозирался недоуменно – раньше стоянка прикрывала надежно. Ветер со свистом ворвался на небольшую площадку. Отдыхающие животные беспокойно зашевелились, осел неуверенно простонал.

Лют переглянулся с Буслаем, слуха коснулся противный хохот, жуткий, пронзительный, нечеловечий. На стоянке шалили тугие смерчи, снег кружил водоворотом, хлопья слиплись в комки. Гридни едва успели отпрянуть, когда в лицо полетели снежки.

– Что за?.. – ругнулся Буслай, глядя на упругий смерч, колесящий со смехом по стоянке.

Осел испуганно заревел, всегда невозмутимые чудо-кони беспокойно зафыркали и принялись долбить камень копытами. На площадке появилось множество воздушных бурунчиков. Снег вращался с безумной скоростью, сливался в полосы, под дружный зловещий хохот в гридней снова полетел рой снежков.

Лют выставил локоть, сберегая лицо, по телу сильно ударило, словно снегом для вида облепили камни. Буслай вертелся белкой.

– Что за напасть?

В ответ грянул хохот, ветер пронзительно, по-волчьи завыл, по лицам хлестнули ледяные струи. Незримые пальчики взъерошили гривы животным, запорошили глаза, стоянка наполнилась оскорбленно-испуганным фырканьем.

Лют всмотрелся и невольно отшатнулся: в воздуховороте мелькнули черты лица – злого, жестокого. Меч неохотно выполз из ножен, будто примерз к устью. Смерчи отпрянули от железа с испуганными воплями. Витязь решительно шагнул, полоса стали перечеркнула воздушную воронку. Раздался вопль, лишенные скреп комки снега попадали оземь.

Буслай с брезгливым любопытством смотрел, как соратник ухватил убегающий смерчик – пальцы сжали воздух. К удивлению, воздуховорот остался на месте, мелькнули призрачные ноги, лягающие кисть.

– Лют, эт хто? – проблеял Буслай, вздрагивая, когда в струях ветра являлось лицо, перекошенное злобой.

– Ветрянник, босоркун, – пропыхтел Лют. Пальцы еле сдерживали невесомую плоть, вдобавок скользкую, как рыба в воде.

Остальные нечистые опасливо сгрудились у выхода стоянки, буравя землю тонкими ножками воздушных воронок. Писклявые вопли полнились угрозами. Буслай поежился: маленькие, как шуликуны или анчутки, а злобы хватит на великана.

Лют ухватил странно бесплотную… плоть, сказал ободряюще:

– Не боись. Что такая кроха сделает? Тащи чеснок, сейчас попужаем, чтоб вдругоряд не шалили.

Босоркун дернулся, почти выскользнул, но Лют зажал его в кулаке до ломоты в пальцах. Сородичи ветрянника заохали, заголосили тоненькими голосами, вроде что-то просили, но людям трудно было понять заумь.

Буслай потоптался нерешительно. Босоркуны оживились: юлили меж стенками, разбрасывая снежные хлопья. Гридень махнул рукой и пошел к поклаже – может, Лют таким образом их отгонит, не просить же, в самом деле.

Лют поднес к вырывающемуся смерчу меч, и босоркун прекратил попытки вырваться. Расплывчатые черты его лица исказились страхом. Еще бы, это раньше, когда у людей были каменные топоры и ножи, нечисть шалила, как хотела. Затем Сварог научил людей обращаться с железом, что для нечисти худший враг – боятся даже коснуться.

Гридень нагло ухмыльнулся в провалы туманных глаз:

– А ты думал!

В лицо ударил холодный шквал, веки поспешно смежились, ветрянник вырвался с довольным хохотом. В ноги ударило, ветер толкнул могучим плечом. Лют пошатнулся, сапоги замесили снег, за руки с силой потянули, под подошвами оказалась пустота.

Буслай оглянулся на рассерженные выкрики, с проклятьем схватился за молот, голова задралась с хрустом – он неотрывно смотрел на болтающего ногами соратника.

Лют замер от необычного чувства, что проснулось в животе и с жутковатым холодком защекотало внутренности, затем забарахтался в незримых руках, махнул мечом.

Раздался жалкий крик, гридень ухнул вниз, но босоркуны с озлобленным воем налетели, куснули кисть ледяными зубами. Буслай еле отпрыгнул от упавшего меча. Ветрянники, издевательски хохоча, подняли гридня на головокружительную высоту и принялись швырять, как тряпичную куклу.

Буслай прошептал с досадой:

– Дурень, на кой кольчугу снял?

Сердце екнуло, когда Лют скрылся из виду и ругательства утихли. Буслай остолбенело уставился на горы, во рту горечь, словно хлебнул желчи, кровь от головы отхлынула, лицо щипал смертельный холод.

– Лют, – позвал он в пустоту. Голос растерянный, жалкий, хорошо, что никто не слышит.

Сзади раздался стон, и хриплый голос вопросил устало:

– Буслай, что случилось?

Гридень уставился на очнувшегося бедовика лютым взглядом, пальцы до скрипа стиснули рукоять молота. Взгляд прицельно впился в русую голову, перед глазами мелькнули сладкие картинки размозженного черепа.