Шрифт:
– Сволочи! – ругнулся Ратьгой. – Подарки взять не забыли, особенно Берислав, еще по сторонам поглядывал, кабы чего урвать.
Стрый прогудел раздраженно:
– Что ты прицепился?
Ратьгой ответил сердито, брызгая слюной, как обманутая базарная баба:
– А как иначе?! Если с таким подлецом, как наш князь, знаться не желают, пусть вернут, что приняли из поганых рук. А чё? – удивился воевода злобному взгляду Яромира. – Я бы вернул.
Стрый прогремел насмешливо:
– Да, Ратьгой, с такими друзьями, как ты, враги не нужны.
– Поговори у меня, молокосос, – огрызнулся Ратьгой, напоминая о своем возрасте и темном происхождении Стрыя.
Вольга стукнул посохом, сказал:
– Княже, ныне нам за ворота носу не высунуть. Стрелков осталось – по вежам распихать, да на стене через трое поставить, конников и вовсе… гм… мало.
– Во дела, – присвистнул Ратьгой, – волхв военным делом занялся. Что дальше? Стрый запоет? – И сам рассмеялся шутке.
Могучан смерил старшего воеводу неприветливым взглядом, зашипел по-змеиному.
Яромир смотрел перед собой невидяще. Сердце обливалось кровью при мысли, что степняки снимут осаду и ускачут в поисках легкой добычи, а значит, Умила…
В глазах горячо, валун размером с барана закупорил горло. Ратьгой посмотрел сочувственно, понимающе, мельком покосился на волхва – перекорежило от ненависти. Вольга ответил прямым взором, с толикой превосходства. Воевода скрипнул зубами, уставился в бойницу.
Стрый тронул Яромира за плечо двумя пальцами, больше не поместится, сказал необычайно мягко:
– Княже, не переживай. Не станет он с ней ничего делать, не дурак ведь, будет пытаться завоевать неприступное сердце. А за это время мы с Вольгой что-нибудь придумаем, вызволим лебедушку.
– Спасибо, воевода, – сказал Яромир. – Пойдем в терем, неча народу глаза мозолить.
Медленно спустились со стены. Дружинные подвели коней. Встречный люд приветствовал, князь с натугой растягивал губы, махал дланью. Лица у горожан невеселы: княгиню любят, переживают.
Яромиру не понравились взгляды дружинных, что-то углядел в глубине. Стрый, как почувствовал, сказал негромко:
– Князь, не пужайся, никто не помышляет о предательстве, тебе верны, за княгиню печалуются. Но успели растрепать, что их вожак приперся ради женщины.
Ратьгой оторвался от пышногрудой девахи, спросил резковато:
– И что?
Гором глянул презрительно, лицо воеводы обдало горячее дыхание. Ратьгой поморщился, помесил воздух ладонью.
– Воины бьются по приказу князя, – продолжил Стрый. – Но умирают по зову сердца. А степняк их сердца покорил, покорил. Все слышали кощуны о битвах за женщин, а теперь сами явились свидетелями.
Стрый прав, подумал Яромир обреченно, в груди заныло, ледяной паук сплел паутину, копошился внутри противно. Привыкли к походам ради дани, примучивания нового племени, просто защиты от ворога, желающего отнять добро. Но это все за богатство – говоря прямо, за деньги.
А вот так, бросить несметные полчища на завоевание женщины… От этого веет таинственно и сладко, даже у лютых ненавистников степняков в груди щемит, оно понятно – прикоснулись к прекрасному.
Яромир вздохнул, впереди показался княжий терем: такой неуютный, холодный, гадкий, противный, смердящий, бесполезный, ненужный без Умилы.
Глава восьмая
Лют шагал, печатая шаг. Аспид-змей свернулся вокруг шеи, морда уткнулась в грудную ямку, чудо-меч бессовестно дрых. Лют пару раз теребил белое кольцо, змей с недовольным шипением ослаблял хват.
Каменная тропа закончилась темным провалом, по стене уходили вниз узкие ступени, дно блестело слабыми отсветами багрового. В толстом слое пыли отпечатались глубокие следы. Пальцами гридень придерживался за стену. Снизу тянуло теплом – тяга на спуске как в печной трубе.
Лестница кончилась гладкой плитой, с двух сторон плотно обхваченной обшарпанными стенами скал, проем залит багровыми отсветами. Лют замешкался, гневно тряхнул головой, нарочито припечатал плиту каблуком.
В лицо тянуло теплом, кольчуга играла красноватыми бликами. Змей обеспокоенно приподнял голову, из пасти выметнулась упругая вилка, от стен отразилось шипение.
Плита без зазоров перетекла в мост: широкий, можно разлечься поперек с вытянутыми руками. Мост бугрился гладкими булыжниками, перил не было, каменный язык кончался в темном провале противоположной скалы.