Квартира Матильды Дюваль – об этом ей опять-таки было известно со слов Роуленда – располагалась на самом верху. Джини задрала голову и окинула быстрым взором ровный ряд окон, а потом снова перевела обеспокоенный взгляд на «Мерседес». То, что Стар столь спокойно бросил машину под запрещающим знаком, могло означать только одно: он не намеревался здесь надолго задерживаться. В душе шевельнулась тревога: мадам Дюваль, больная и старая женщина, жила одна. Потоптавшись немного в нерешительности, Джини в конце концов все же взбежала вверх по широким ступенькам.

Путь ей преградили массивные двери. Вглядевшись внимательно сквозь дверные стеклянные панели, она увидела обширный пустой вестибюль, облицованный мраморной плиткой, и клетку лифта. Как и в доме, где жила Элен, здесь не было никаких признаков того, что подъезд находится под охраной консьержки. Джини пришла в голову мысль о том, что в этом доме тоже проживают главным образом те, кому по карману содержать сразу несколько роскошных квартир. Значит, и тут, как в доме Элен, основная часть жилья пустует иногда по нескольку месяцев подряд. Она прижалась носом к стеклу. Сквозь красиво переплетенные прутья лифтовой клетки можно было различить толстые провода и противовесы. Значит, кабина находилась где-то на другом этаже. «На десятом», – сделала вывод Джини.

Она оглядела несколько рядов кнопок домофона на стене рядом с дверью и позвонила в две другие квартиры десятого этажа, однако ни из одной ответа не последовало. Джини решила проверить квартиры на нижних этажах. Шестая попытка оказалась удачной. Голос женщины, ответившей на звонок, звучал нетерпеливо. Усилив американский акцент и немилосердно коверкая свой французский, Джини объяснила, что остановилась здесь у друзей. Но вот беда, они дали ей ключи только от квартиры, а ключ от двери подъезда дать забыли.

– Oh, quelle betise – ces idiots… [44] – В нескольких емких выражениях женщина излила досаду по поводу дурацкой ситуации, в которую ее втягивают в среднем по четыре раза в неделю. И все же, вняв слезным мольбам Джини, она сделала то, чего ни за что на свете не сделал бы ни один обитатель американского дома: нажала кнопку, открыв замок входной двери. Джини быстро проскользнула внутрь.

Подойдя к лифту, она, ощущая в душе неприятный холодок, посмотрела вверх. Стрелка индикатора, сообщавшего, на каком этаже находится кабина лифта, указывала на цифру «десять».

В этой ситуации у Джини было несколько вариантов действий: или просто ждать, или стучаться во все квартиры подряд, пока кто-нибудь не позволит ей воспользоваться телефоном, или тихо подняться по десятый этаж по лестнице.

Ей представилась старая беспомощная женщина – одна в своей квартире. Представился и Стар, недавно купивший с помощью Шанталь «серьезный» пистолет. Джини подошла к лестнице, но замерла, не успев поставить ногу на ступеньку. Лифт ожил: провода и противовесы пришли в движение. Стар спускался вниз.

«Ждать, – решила она. – Прикинусь здешней. Жительница дома стоит внизу, дожидаясь лифта. Что может быть естественнее?» Ждать надо было, чтобы увидеть, спустится ли он один.

Стар был не один. Рядом с ним, опираясь на его руку, стояла женщина, которую ни с кем нельзя было спутать. Это была Матильда Дюваль. Едва увидев старуху сквозь решетку клетки лифта, Джини почувствовала, как у нее защемило сердце от жалости и страха за это беспомощное существо. Матильда оказалась крохотной и еле стояла на ногах. Одета она была подчеркнуто аккуратно – в черный костюмчик, который вышел из моды, должно быть, лет сорок назад. Старческие руки в новых черных перчатках заметно дрожали. Джини не могла сказать наверняка, что является причиной этой дрожи – дряхлость или страх. В то время как Стар открывал дверь лифта, старуха подняла голову, и Джини застыла в напряженной позе. Она поняла, что Матильда Дюваль больна катарактой в тяжелой форме: ее мутно-голубые глаза были словно подернуты молочной пленкой. Они смотрели, как две матовые лампочки.

– Bonjour, madame, monsieur, [45] – поздоровалась Джини, как только распахнулась дверь лифта. Она вежливо поклонилась старухе. Матильда Дюваль не ответила на приветствие, она даже не повернула головы. «Совсем слепая, – заключила Джини. – И глухая вдобавок».

Зато глаза Стара с первой же секунды настороженно впились в нее. Душу Джини терзали сомнения: говорить или молчать? Вмешаться сейчас или выждать?

Матильда Дюваль сама сделала вмешательство необходимым. Выходя из лифта, она споткнулась и едва не упала. Пальцы Стара цепко удержали ее за локоть. Он помог старой женщине обрести шаткое равновесие и постарался побыстрее вывести на ее улицу.

Сделав несколько шажков, старуха остановилась и прижала ладонь к груди.

– Un moment, Christophe, – услышала Джини ее одышливый шепот. – Tu marche trap vite pour moi… Souviens-toi, je suisvieille maintenant… [46]

Однако Стар остался безучастным к старческой жалобе. У него было такое лицо, будто он волоком был готов вытащить Матильду из этого вестибюля. Чертыхнувшись сквозь зубы, Стар действительно потащил немощную женщину за руку. Джини не оставалось ничего иного, как вступиться за нее.