– Брент! Это ужасно, правда? Кошмарно. Они, наверное, любили друг друга. Поженились, а теперь, смотри…

Брент прервал ее, покачав головой:

– Гейли, пойми, есть на свете жадные люди. И мстительные. Мы не такие. Мы любим друг друга. Не беспокойся. Между нами никогда не случится подобного.

– Брент, тебе бы испугаться хорошенько. Меня испугаться. Может, тебе следовало бы заранее обратиться к адвокатам?..

– Но, Гейли, между нами подобное невозможно. Она улыбнулась и погладила его чисто выбритую щеку:

– Невозможно? Это правда?

– Невозможно. Идем. Прогуляемся немного, а потом поедем домой.

– Сегодня – наш первый выход в свет.

– Куда деваться, надо иногда отпускать тебя на работу. В конце концов, неудобно перед Джеффом.

– Ты такой щепетильный, да?

– Да. Но начинаю уставать от этого.

Он заглянул в счет, оставил деньги на столе и повел Гейли к выходу. Держась за руки, они пошли вдоль улицы мимо Музея конфедерации.

– Представляешь, – заговорила Гейли, – бедный Джефф Дейвис. В этом доме он потерял сына. – Она кивнула в сторону стоящего по правую сторону улицы дома. – Его ребенок упал с балкона и умер.

Брент остановился, обнял Гейли и положил подбородок ей на макушку:

– История знает немало трагических случаев.

– Да, пожалуй, – согласилась она и посмотрела на Брента снизу вверх. – Но как странно!

– Что именно?

– Я лишь сейчас вспомнила, что до сих пор не знаю, откуда ты родом!

– Виргиния, мэм, – с неподражаемым акцентом ответил он. – Я виргинец до мозга костей.

– Я тебя обожаю! – рассмеялась Гейли. – Надо же, собралась замуж, не зная элементарных вещей.

Брент немного помолчал, а потом, снова обняв ее, поцеловал. Луна освещала его волосы, лица почти не было видно.

– Для этого придуман брак, милая. Всю жизнь можно спокойно, не торопясь, выяснять эти мелочи.

Потом он взял Гейли за руку, и они пошли дальше.

– Ты любишь старинные вещи, – вдруг сказала она.

– Ты имеешь в виду дома?

– Дома и вообще историю.

– Да, люблю. Но не только их.

– Что еще?

– Тебя. Сказать, что люблю в тебе больше всего?

– Что?

– Слушай… – Он склонился к ее уху и штрихами, выдающими настоящего художника, описал то, что он любит.

– Но мы едва уехали оттуда…

– Ошибаешься, это было очень давно. Идем скорее в машину.

Через час они были дома. «Очень странно, – думала Гейли, – как быстро я научилась называть жилище Брента домом».

Иногда казалось, что она напрасно торопится, до свадьбы оставался почти целый месяц, всякое могло произойти до венчания. Но дело заключалось отнюдь не в доме. У нее было неплохое жилье, оно очень нравилось как ей, так и Бренту. Только место, где находился Брент, она могла теперь называть своим домом. Это немного тревожило ее. Пугало скоротечностью, с которой все произошло. Они попали в страшную взаимную зависимость. Но не в том смысле, что служили друг для друга своеобразными подпорками, на которые можно опереться. Напротив, по натуре оба были очень самостоятельными людьми, уверенными и одаренными каждый в своей области. Гейли вовсе ни к чему было каждую секунду знать, где находится Брент, но когда он отлучался, а этих секунд набиралось слишком много, она начинала сгорать от нетерпения увидеть его, притронуться к нему, побыть с ним.

Едва они ступили через порог, как Брент подхватил невесту на руки.

– Эй! – вскрикнула она, но гибкие руки уже обвились вокруг его шеи.

– Э-гей, – отозвался Брент, огромными шагами преодолевая путь до лестницы. Затем он стремительно помчался вверх, перепрыгивая через две ступеньки.

– Но мы отсутствовали не так уж долго, – мягко поддела его Гейли, играя пальцами в его волосах.

– По мне, так целую вечность.

Через минуту они были в спальне, а еще через секунду торопливо сбрасывали одежду. Когда же Брент, возбужденный и решительный, поднялся над ней, Гейли заглянула ему в глаза и спросила:

– Неужели ты веришь в то, что мы никогда не устанем друг от друга?

– Никогда.

– Правда?

– Гейли!

– Что такое?

– Может, после поговорим?

Плечи ее вздрогнули от смеха. Оборвав смех, она разволновалась. Нет, конечно, никогда их страсть не остынет. Она ни за что не устанет любить его, просыпаться и видеть его лицо, красивое или изборожденное морщинами, молодое и свежее или иссушенное старостью. От его прикосновения Гейли словно утратила вес и взмыла ввысь. Она парила так высоко, что могла бы потрогать звезды.

Они вместе взобрались на вершину наслаждения и одновременно устало замерли друг подле друга. Затем вновь, уже медленнее, Брент принялся любить ее. Он обладал потрясающей способностью инстинктивно улавливать ее желания, а две недели их близости превратили его в восхитительного любовника, перед которым невозможно было устоять. Ни разу не случалось, чтобы Брент не сумел возбудить в Гейли ответного желания. Он тонко чувствовал, где поцеловать ее и где погладить, а когда надо сделать и то и другое. Он улавливал любой малейший намек в каждом ее движении. Он всякий раз оставлял ее сладостно измученной, но возбужденной. Поэтому она всегда отходила ко сну, думая о приятном: о том, как влажный, упругий источник ее удовольствий скользит по коже и как иногда замирает у нее внутри, о том, как эти большие руки красноречиво, выразительно повествуют о чувствах любимого…