– Неужели не понимаешь? – в голосе Гектора было такое тепло, что герою поневоле стало легче. – Это же и есть твоя суть. Ты по сути победитель. Ты даже себя победил. Пентесилея поймет это, в конце концов…

Некоторое время они молчали. Лес качался и шумел от налетевшего ветра.

– Знаешь, Гектор, – сказал вдруг Ахилл совершенно другим, ровным и спокойным голосом, – я думаю, вам с Андромахой пора возвращаться в Трою.

Гектор вздрогнул.

– Ты... отпускаешь меня? А переговоры?

– Для переговоров и перемирия будет, пожалуй, лучше, чтобы ты находился в Трое. Приам мне сказал, что его братец Анхис снова устраивает какие-то козни... Вчера Агамемнон обронил, что власть Приама может пошатнуться, потому что не имеет твердой опоры, и как тогда вести переговоры? А Одиссей прямо сказал, что был бы уверен в заключении мира, если бы за Приамом по-прежнему стоял Гектор, но Гектора-то, мол, нет, и от пэтому он сомневается. Словом, нужно, чтобы ты был там.

Троянец задумался.

– Но если я появлюсь в Трое, это тут же станет всем известно. И что ты тогда скажешь Атридам и всем остальным?

Базилевс пожал плечами.

– Скажу правду и расскажу, как все было. Они будут в бешенстве, но сделать уже ничего не смогут.

Наступило молчание.

– Я понимаю, – сказал, наконец, Гектор. – Но мне бы не хотелось тебя оставлять, пока тебе так трудно, Ахилл.

– Я справлюсь, – коротко сказал Пелид – и вдруг тихо рассмеялся.

– Ты что? – удивленно спросил Гектор.

– Мне пришло в голову... Еще два дня назад, когда ты, зеленый от боли, еле держась на ногах, притащился спасать меня от Пентесилеи… Я подумал, что так боялся за меня и так обо мне заботился только один человек на свете. Понимаешь, кто? Да, мой Патрокл... Почти забавно, да?

– Вот что, Ахилл... – Гектор снова взял его за плечо и, когда тот обернулся, твердо посмотрел ему в глаза. – Ты окончательно решил меня отпустить? Уже никаких сомнений?

– Я же сказал тебе! Сегодня к ночи ты будешь в Трое.

– Если так, я должен тебе рассказать, как это было. Как было на самом деле.

– Что? – не понял Ахилл.

– Как погиб Патрокл.

– Я же и так знаю.

– Не знаешь. Ахейцы были далеко. Только Менелай и двое-трое его воинов были на небольшом расстоянии, но они... Словом, выслушай меня, прошу тебя! Для меня это очень важно.

– Говори. Слушаю… – голос Пелида звучал глухо.

– Ты знаешь, тебе это говорили наверняка, что, когда твой друг появился на поле боя в твоих доспехах, я принял его за тебя. Все наши воины кричали: «Ахилл! Ахилл!» и беспорядочно отступали. Я тоже отступил, видя, что вот-вот останусь один и что ахейцы наступают следом за тем, кого я считал тобой... Он бросился меня преследовать. Его кони были резвее моих, и вот мы оказались почти у самых Скейских ворот. Я остановился, понимая, что он может ворваться за мною в город. Он был совсем близко, и вот тут я разглядел его лицо. Шлем был надвинут, но и под его выступом я сразу увидел, что меня преследует вовсе не Ахилл, а Патрокл! Помню, я чуть не закричал от бешенства! От кого я бежал?! Я крикнул ему, чтобы он поворачивал назад, что я его узнал, и если он не оставит меня в покое, то поплатится за свою самонадеянность. Он засмеялся: «Что же, выходит, ты и меня боишься, Гектор? И ты – самый отважный из всех троянцев?! Остальные, значит, бегают от женщин и грудных детей?!» Он нарочно выводил меня из себя, но я не хотел с ним драться.

– Почему? – спросил Ахилл.

Гектор усмехнулся.

– Только из осторожности. Я понимал, что, если убью его, мне придется драться с тобой... В душе я, быть может, иногда об этом и мечтал... Но я же не сумасшедший. За эти годы я, как и все, понял, что поединок с Ахиллом – это смерть, а от меня слишком многое зависело. От меня зависело самое существование Трои... Словом, я искренне хотел, чтобы Патрокл повернул колесницу. Вместо этого он двинулся прямо на меня. Я крикнул ему: «Стой, или погибнешь!» И вот тут он снова засмеялся и ответил: «Я знаю, Гектор, что не мне тягаться с тобой. Но я здесь вместо Ахилла. И уж коль скоро я осмелился надеть на себя его доспехи, я не имею права отступить! Остальное решит судьба!» В его отваге было что-то совершенно детское, незащищенное... Я почувствовал, что не хочу его убивать! Но он уже бросил копье.

Мой возничий Кебрион прикрыл меня собой и упал мертвый. Это было напрасно: мои доспехи и щит вполне могли выдержать. Тут подкатил на своей колеснице Менелай и с ним еще несколько его воинов, и мне пришлось вступить в бой за тело Кебриона, лучшего из троянских колесничих. Я отбросил назад Менелая, но на меня снова налетел Патрокл. Мое копье было далеко, я обнажил меч, и мы сшиблись друг с другом... И вот тут мне захотелось проверить, так ли крепки Ахилловы доспехи, как о них говорят. Я ударил прямо в середину нагрудника. Он выдержал. Меч скользнул вниз, и как раз в этот момент Патрокл снова рванулся вперед, и лезвие моего меча вошло ему в бок. Он согнулся, отступил... Кровь из раны брызнула во все стороны, попала мне на грудь, в лицо... Патрокл зашатался, его лицо стало серым от боли, он пытался вновь замахнуться, но рука не слушалась его. Я сказал тогда: «Ну что, с тебя довольно? Кажется я тебе доказал, что и в доспехах Ахилла ты двадцать раз не Ахилл! Убирайся, или я тебя добью!»

В это время на помощь мне спешил от Скейских ворот Эвфорб, один из наших храбрейших воинов. Эвфорб увидел меня в крови, увидел, что Патрокл снова заносит меч... Думаю, он решил, что ранен именно я, и что мне угрожает опасность. Он сбоку напал на Патрокла, и я увидел, как он наносит удар копьем. Копье вошло под правую руку, туда, где нагрудник отставал от тела: твои доспехи неплотно сидели на твоем друге... Наверное, наконечник достал сердце! Патрокл повернулся к Эвфорбу и вонзил свой меч ему в грудь с такой невероятной силой, что пробил легкие доспехи и проткнул его чуть не насквозь! Эвфорб рухнул мне под ноги мертвый. А Патрокл стал медленно оседать на землю... И вдруг сказал: «Вот, Гектор! Все же не ты убил меня! Даже обидно…».