— Но муж? Вдруг ему придет фантазия осмотреть сейф?

— Нет. Он туда не ходит вовсе. Ведь книжка на имя жены…

— …С которой вы, следовательно, виделись опять, несмотря на все свои обещания. Сколько раз?

— Один раз только, когда я ей отдал пакет.

— Вы лжете.

— И еще раз мельком; но это не считается. Всего два раза. Клянусь вам.

— Вы ничего не говорили ей о… деле? Абсолютно ничего?

— Ничего.

— Гм!

— Да нет, уверяю вас. Если бы она была обыкновенной бабой или вертихвосткой, я, может быть, и проговорился бы. Но тут другое дело. Она почувствовала бы ко мне отвращение. Я бы потерял ее. Нет. Мне даже не пришлось бороться с искушением. Она последний человек, которому я признался бы в чем-нибудь. Потому что я ее люблю. Вбейте это себе покрепче в голову.

Кинэт погрузился в раздумье.

— В таком случае, я перестаю понимать.

— Что вы перестаете понимать?

— Ваше… то, что вы тогда сделали. Если бы любовь, которую, судя по вашим словам, вы испытываете к этой женщине, была бы действительно так глубока, она удержала бы вас. Да, удержала бы.

По-видимому, замечание Кинэта сильно сбило с толку Легедри. Он таращил глаза, моргал, как ребенок, которому школьный учитель дал задачу «для учеников старшего класса». И, наконец, сказал, как бы оправдываясь:

— Это сопоставление мне не пришло в голову…

— Но, может быть, вы захотели добыть деньги, чтобы вам удобнее было разыгрывать перед этой женщиной роль молодого человека из хорошей семьи?

— Может быть… — вежливо допустил печатник. Но сейчас же взял это назад: — Нет, не думаю. Нет. У меня и в мыслях этого не было.

— Да это и неважно. Важно другое: эта женщина имеет, пусть не зная этого, но имеет исчерпывающее доказательство вашей виновности; кроме того, вы продолжаете видеться с ней в такое время, когда вам следовало бы исчезнуть для всех без исключения. Сделав паузу, Кинэт продолжал также авторитетно:

— Потрудитесь сообщить мне имя и адрес этой женщины.

— Но…

— Это даже не подлежит обсуждению. Я еще не знаю, как я буду действовать. Нужно подумать. Во всяком случае, я должен составить себе представление о ней.

— Как? Вы к ней пойдете?

— Это еще под вопросом. Может быть. Сперва я наведу справки. Как и вы, я не заинтересован в том, чтобы искусственно ускорять события. Ее имя?

— Софи Паран.

— Где она живет?

— На улице Вандам, 31; это одна из улиц, выходящих на улицу Гете.

— У нее лавка?

— Да, писчебумажная и мелочная.

— Ее муж тоже торгует?

— Нет. Служит.

— Ах, вот как! Теперь все становится мне немного понятней.

— Я познакомился с нею благодаря заказам на визитные карточки, которые она получала от своих клиентов и отдавала в ту типографию, где я работал.

— Значит, она знала, что вы типографский рабочий? Зачем же вы втирали мне очки?

— Нет, она не знала. Объяснять это было бы слишком долго. Когда она приходила к моему хозяину, я ее видел, а она меня не видела. Уж такое там помещение. С тех пор я и полюбил ее. Но, конечно, тогда она об этом не догадывалась.

— Хорошо. Когда-нибудь вы расскажете мне историю своей любви. Ах, еще одна подробность. Вы оставили себе некоторую сумму. Это большая сумма?

— Нет.

— Для человека в вашем положении вы как будто не слишком расточительны. Это один из немногих ваших козырей. Сколько у вас денег?

— Меньше тысячи франков.

— Там, в ящике, много больше?

— Да.

— Раз в двадцать?

— О, нет.

— Раз в десять?

— Около того.

— Значит, по крайней мере в пятнадцать. Мне необходимо знать это. Что касается драгоценностей и других вещей, то, разумеется, не вздумайте продавать их ни сами, ни через третьи руки. Иначе вы подпишите себе смертный приговор. Ясно?

— Что же мне с ними делать?

— Увидим. По-моему, на руках у вас слишком много денег. Это во всех отношениях никуда не годится. Вам следовало бы оставить при себе франков двести, а остальные дать на сохранение мне. Я буду снабжать вас деньгами по мере надобности… Что?… Уж не подозреваете ли вы меня в намерении обжулить вас?

— Нет, — вяло ответил Легедри. — И к тому же вам по справедливости нужно было бы получить что-нибудь за ваши труды.

— Об этом не может быть речи!

— Однако с двумя сотнями франков далеко не уедешь.

— Зато у вас будет меньше соблазна делать лишние траты. Было бы превосходно, если бы у людей, встречающихся с вами, создалось впечатление, что вы сильно бедствуете.

— Возможно. Только не стоило идти на такое дело, чтобы потом отказывать себе во всем.

— Вы успеете насладиться жизнью, когда пройдет опасность. Пока мы в осадном положении. Вот. Давайте. Семь ассигнаций по сто. Семьсот франков. Хорошо. Я отмечаю это в моей записной книжке, для памяти, без упоминания вашего имени. Теперь вы должны точно исполнять мои инструкции. Пользуясь тем, что вы в городе и в районе вокзалов, перекусите где-нибудь. Затем идите домой и сидите у себя в комнате впредь до нового распоряжения. Я займусь вашими делами. И прежде всего подыщу вам другое убежище. Напрасно я согласился отложить эти поиски. До вечера.