Леббик. Мужчины и женщины выкрикивали это имя снова и снова, сыпались угрозы. Их настрой становился все более мрачным. Они начали требовать крови. Леббик, Леббик!

У дальней стены стоял высокий человек, который ничего не кричал, ничего не требовал. Завернутый в просторный плащ, он был почти невидим среди теней. Но капюшон его плаща не мог спрятать ни глаз, в которых отражалось пламя факелов, ни блеска зубов, когда он улыбался.

— Пока все идет, как задумано, — сказал он, обращаясь к самому себе, потому что никто не мог слышать его. — И вот время пришло. Делайте то, что я велю.

Характер смятения вокруг него изменился. Что—то привлекло внимание толпы, и она замерла.

На возвышении Мастеров, освещенная пламенем факелов, стояла Саддит.

Она была достаточно высокой, чтобы ее можно было различить поверх голов впереди стоящих.

— Слушайте меня! — От ее красоты ничего не осталось: вся она ушла в шрамы и ярость. Голос Саддит отражался от камней, звенел в толпе. — Смотрите на меня!

Она выставила руки к свету.

— Смотрите! Толпа зарычала.

Она отбросила с лица волосы.

— Смотрите! Толпа зашипела.

Она расстегнула блузку, открывая изуродованные груди.

— Смотрите! Толпа закричала.

— Это дело рук Леббика! Он изуродовал меня! Толпа взревела.

— Да, моя сладкая сучка, — прокомментировал человек в плаще. — И поделом. Возможно, это отучит тебя выдавать мои тайны врагу.

— Сейчас он угрожает вам. — Саддит была разгневана и почти обнажена. — И нет другого способа остановить его, только ваша воля.

Леббик! Леббик!

— Я пришла к нему, потому что пожалела! — кричала она. — Пришла дать ему свою любовь, когда была прекрасна и все мужчины желали меня! И вот результат!

— Нет, — сказал человек в плаще, никем не слышимый. — Ты пошла к нему, подгоняемая жаждой власти. И пошла тогда, когда я приказал. Я понимаю его гораздо лучше, чем ты.

Ее голос, казалось, превратил свет факелов в кровь.

— Он должен заплатить за все сполна! Леббик! Расплата! Леббик!

— Подумай о таком раскладе, Джойс. — Человек в просторном плаще больше не улыбался. — Спаси его, если сможешь. Ты думал сыграть свою игру против меня, но — просчитался. Затем он удивленно вскинул бровь и посмотрел поверх голов на фигуру в коричневой одежде, неожиданно появившуюся рядом с Саддит.

Освещенная факелами, словно появившаяся из сна фигура резко повернулась; одежды взлетели в воздух и снова опали, открывая, кто в них скрывался. Смотритель Леббик.

Поверх кольчуги была надета пурпурная лента, подчеркивающая его положение; пурпурная лента поддерживала его короткие седые волосы. У бедра висел двуручный меч, но Смотритель не прикасался к нему; казалось, он не нуждается в нем. Его знакомая всем мрачность была ответом пламени факелов. Высоко поднятая голова, выпяченная челюсть, движения рук и плеч были строго подчинены командам разума. Он был невысок, но его появление заметили все собравшиеся в зале.

Никогда еще он так не походил на человека, готового избить женщину.

— Ну хорошо. — Его сдержанный голос грозил насилием, словно молот, выбивающий клинья из—под камня. — Это тянулось достаточно долго. Расходитесь по своим комнатам. Мастера не любят, когда врываются в их рабочие помещения. Если они решат защищать помещения сами, то могут воплотить вас где—нибудь еще, и вы перестанете существовать.

«Интересная угроза, — подумал человек в просторном плаще, — совершенно беспочвенная, но интересная». Тем не менее, все не отрываясь смотрели на Смотрителя. Он заставил толпу замолчать. Изумление, давнее уважение и внутренняя тревога сделали больше, чем пятьдесят стражников.

Саддит не обращала внимания его угрозы. Она игнорировала его присутствие, его способность держать себя в руках. После того, что он с ней сделал, ей нечего было терять, не было причин чего—либо бояться. И она ненавидела его — о, как же она его ненавидела! Ее лицо превратилось в маску и исказилось от ненависти, когда она выплюнула его имя:

— Леббик.

Несмотря на свою власть и ярость, он повернулся к Саддит, словно у нее была сила противостоять ему.

— Чего тебе тут надо? — спросила она грубо. — Пришел позлорадствовать? Докончить свою грязную работу? Ты гордишься ею?

— Нет. — Его голос был спокоен и тем не менее разнесся по всему залу. — Я был неправ.

— Неправ? — закричала она.

— Во всем виновата ты. Но, вероятно, не ты додумалась до этого. Мне не следовало выбивать из тебя признания.

В более спокойную минуту толпа поразилась бы, услышав из уст Леббика нечто похожее на извинение, почти признание собственной вины. Но люди перестали быть личностями; они стали толпой и вели себя как толпа, отвратительная и безжалостная.

— Леббик, — пробормотал кто—то, затем другой. — Леббик, — зазвучало заклинание из многих глоток, вопль, требующий крови, — Леббик, Леббик.