Если уму не давать вмешиваться, ваши глаза увидят то, чего не видно, ваши уши услышат то, чего не слышно, и ваши руки коснутся того, что не осязаемо.

Но ум работает обоими путями: с одной стороны он продолжает разрушать тело…

В Индии был великий поэт Сурдас. Он был также великим музыкантом; отсюда и его имя, означающее — повелитель музыкальных нот. Конечно, он, вероятно, был очень восприимчивым человеком — все творческие люди восприимчивы. Но он был к тому же монахом, и однажды он увидел прекраснейшую женщину. Он собирал милостыню, и тут эта женщина вышла из дома; он так сильно испугался за свои глаза… ибо красота женщины действовала почти как гипноз.

На следующий день он подошел к той же двери. Он вырвал у себя оба глаза и на блюде предложил свои глаза женщине, кровь еще струилась. Женщина не могла поверить, она была потрясена. Она спросила: «Что произошло?»

Он сказал: «Это не ваша вина, это вина моих глаз. Им не следовало так интересоваться красотой, потому что писания говорят, что если вы слушаетесь чувств, то чувственность превратит вашу жизнь в руины». До той поры он был просто обыкновенным нищим, но внезапно, из-за того, что он уничтожил свои глаза, сделался великим святым. Теперь ему поклонялись.

Это и есть то, чем ваши святые занимались повсюду в мире, — разрушали вашу восприимчивость, боясь, что если вы дадите своим чувствам свободу, то можете стать рабом. Но я говорю, что все их рассуждения абсурдны. Даже если вы уничтожите свои глаза, вам не уничтожить своего вожделения. Я абсолютно уверен, что Сурдас продолжал грезить этой прекрасной женщиной, потому что для грез глаза не нужны — как и очки.

Все прошлое прожито в паранойе. Мы должны уничтожить его полностью, безжалостно, потому что это единственный способ освободиться от него, возродиться, увидеть солнце и луну свежими глазами, с удовольствием есть пищу.

Джайнизм сделал одним из своих основных принципов, требование не есть с удовольствием, и Ганди позаимствовал все пять принципов у джайнизма. Первый принцип — асвад, безвкусность: вы должны есть безо всякого удовольствия. Что вы хотите от человеческих существ? И чтобы лишить пищу вкуса, он подмешивал туда горькие листья дерева под названием ним. Вам следовало бы попробовать это, по крайней мере, однажды, ведь те несколько невротиков — не более двадцати, — которые проживали в ашраме Ганди, должны были есть соус — полную чашку листьев нима. Всего один листик дает такую горечь во рту, что она держится часами, — это и есть «религиозная дисциплина».

Не позволялось влюбляться в ашраме Махатмы Ганди, чай не позволялся в ашраме Махатмы Ганди. Такие невинные вещи… чай или кофе, но, поскольку вы наслаждаетесь ими, возникает проблема. Ваше наслаждение должно быть уничтожено полностью. Вы должны жить как труп, как призрак, у которого нет чувств, нет тела.

С одной стороны, ум уничтожает чувства, а с другой стороны — не позволяет вам стать хозяином дома. И этого врага вскармливают все религии, все правительства, все те, кто против человека и его эволюции.

Истинно, жажда комфорта убивает страсть души, а потом участвует, ухмыляясь, в погребальном шествии.

Как может комфорт убивать страсть души? Если он что-то и может делать, так это усиливать ее. Если тело может наслаждаться так сильно, как же велико будет блаженство души? Тело — это начало ваших поисков блаженства. От удовольствия к блаженству… тут нет противоречия. Жить жизнью своего тела полно и интенсивно — вот что я назвал Зорбой. Сама эта радость заставит вас осознать, что жизнь не может быть только этим; само это удовольствие тела и чувств возьмет вас в паломничество на поиски чего-то большего. А поиск бесконечен.

Существуют караван-сараи для ночлега. Но продолжайте искать, и вы обнаружите, что изобилие сущего так велико, что вам не исчерпать его.

Но вы, дети пространства, вы, беспокойные даже в покое, вас не заманить в ловушку и не укротить.

Он говорит кое-что правильно. Но, похоже, это заимствовано, ведь он не дает вам ключа. Просто сказать кому-то: «Смейся!»… но человек ответит: «По крайней мере, намекни — почему? Смеяться просто так — ты же сам и осудишь меня».

Он говорит: дети пространства… вас не заманить в ловушку и не укротить. Совершенно правильно, однако каждый укрощен и каждый пойман в ловушку. Сейчас вопрос не в том, что этого не должно быть; вопрос в том, как выйти из всех этих ловушек. Даже Халиль Джебран не свободен от ловушки; он оставался христианином всю свою жизнь. Это приговор всей его поэзии. Если бы он действительно понимал то, что он говорил, то ему пришлось бы отвергнуть христианство.

Человек не должен быть в цепях; даже если цепи из золота, это не имеет значения. Сделаны ли цепи во имя Иисуса Христа или во имя Гаутамы Будды, цепи есть цепи. Тюрьмы есть тюрьмы. Но он остался скованным, и мне по-настоящему досадно за него, ведь это был не тот человек, который может так легко заблудиться. В нем я ясно вижу возможность Гаутамы Будды, но, оставаясь христианином, он упустил ее.

Это и есть причина, почему его книги не в черном списке Папы. Мои книги в черном списке — католик не должен читать их, это грех.