Ланселот Краун поднял глаза к потолку. На щеках Тремонта проступили пятна.

– Да-да, Винсент. Они одного выпуска, и друзья, как я слышал. Один у другого ведомым летал. Догадайтесь: у кого – кто.

– У меня – война, – упрямым шепотом повторил Тремонт. Мне важен дух, с каким пилоты поднимут машины в бой. Им умирать. Ни ради каких папочек я не разжалую авторитетного комэска, доколе это от меня зависит. Наступает время, когда это становится важным. Давайте его сюда!

Краун нажал кнопку, дверь отъехала, порог переступил статный плечистый парень в форме без поясного ремня и с расстегнутым воротничком. Взгляд Тремонта метнулся к его скованным запястьям, словно желая убедиться, что перед ним именно тот человек, которого, собственно, ему тут обещали. Ноздри арестованного чуть дрогнули от прикосновения аромата кофе.

– А Гросс... где? – не удержался командир летной части с отвратительным чувством, что он смешон.

– Гросс в медотсеке с легким сотрясением. Ничего такого, что помешает ему через два дня по-прежнему задираться и хвастаться. Позвольте представить: лейтенант Эстергази, прибыл для прохождения службы. Прошу, так сказать, любить его и жаловать.

Вопиющее нарушение процедуры представления командованию: непосредственному начальству лейтенант должен был рапортовать сам, однако в течение нескольких секунд Тремонт был настолько ошеломлен, что простил приятелю это мелкое издевательство, тем более, что лицо Эстергази оставалось совершенно каменным.

– Что вы можете сказать в свое оправдание? – только и спросил он.

Лейтенант стоял настолько «смирно», насколько мог.

– Только одно, капитан, съер. Я не был уверен, что это сработает.

– Не могу поверить, чтобы у вас не было иного выхода!

Краун, отошедший чуть за спину Эстергази, прикрыл кулаком усмехающийся рот.

– Никак нет, съер. На карту была поставлена моя честь офицера и боевой дух моей эскадрильи. Шельмы не слетаны, и первый шаг здесь чрезвычайно важен. Мы не могли позволить себе на первом же шаге обзавестись репутацией эскадрильи, которая пропускает прочих... вперед.

– Ладно! – рявкнул Тремонт. – Свободны!

– Съер?

– Я сказал – вы свободны, лейтенант! Идите и занимайтесь своей эскадрильей! Потрудитесь только в следующий раз – насколько я знаю Гросса, он вам этот следующий раз предоставит! – избрать для утверждения своего статуса более дипломатичные способы!

Краун, придержав Эстергази за локоть, отомкнул наручники.

– Слушаюсь, съер!

– Вольно!

Лейтенант растворился одномоментно, как выключенная голограмма. Разве что характерного звука не последовало, с каким на его месте схлопнулся вакуум. Тремонт выглядел удрученным.

– Какая злая судьба распределила мне эту... девичью грозу?

– Винсент, – хмыкнул Краун, – вы бы посмотрели запись, а? Тореро и бык. Перед вами только что стоял комэск, который оказался более авторитетным. В подтверждение всех ваших теорий.

– Эстергази, – выдохнул Тремонт. – В каждом из них спит черт. Я летал с Харальдом! Таки да, за штурвалом они теряют всякую скромность.

– Ну так вы не станете отрицать, что летать они умеют... ласково? В любом случае: разве Эстергази – ваша главная забота? Выдержанный парень, достаточно умный, чтобы... лишнего ума не показывать. На самом деле могло быть много хуже, не переведи он стычку в разряд «один на один». Не офицер даже – чистая идея офицера. Можно сказать – платоновская.

– Эта ваша «платоновская идея» при своих благоприятных обстоятельствах моментально поднимется до моего места. Но вы правы, Ланс. В результате вашей... невинной шутки... я имею теперь две эскадрильи па ножах. Будьте любезны, попросите Синклера присоединиться к нам.

Магне, пребывая в превосходном настроении, хлопотал на коленях под соседней койкой: опытным путем определенное место, куда гарантированно не доставала камера слежения. Все мы были тут стажерами когда-то. Из-под койки призывно булькало, а стопочки-наперстки Шельмы с привычной ловкостью укрывали в ладонях. Восторженный рев, вызванный скорым освобождением комэска, уже отгремел, Улле Ренн пробрался между койками в угол к Рубену. В одной руке он держал командирский считыватель, в другой – пачку армейских консервов фирмы «Сэхримнир», как привычно шутили во флоте, многоразового использования. Рубен посмотрел на одно, на другое, рецепторы еще трепетали, возбужденные ароматом элитного кофе, и хотя он уже не помнил, когда ел – ах да, романтический ужин при свечах в Тавире, где романтики вышло намного больше, чем, собственно, ужина! – «Сэхримнир» не вдохновлял. Посему протянул руку и выбрал считыватель. Прилежный зам скачал инструкции и проставил всюду метку об ознакомлении. Ничего нового. Ничего – срочного. Машины еще не пришли, брифинг для младшего командирского состава – через четыре часа. Ничего не попишешь. «Сэхримнир»!

Авторазогрев включался, когда сдирали обертку. Остывая, армейский рацион превращался в упругий брусок протеиново-углеводной массы, на вкус – резиновый, а на вид – ноздреватый. Обратить его агрегатное состояние не удавалось никому, хотя пилотами такие попытки предпринимались постоянно. В комплект также входили пластиковые вилка и нож: настолько же неудобные в использовании, насколько ненавистен среди «человеко-единиц» был сам продукт. Во всяком случае, тема разнообразных терактов против сотрудников и владельцев фирмы обычно была у пилотов на втором месте после «женской». Случалось, и сам Рубен мстительно мечтал о возможности пройти на бреющем над производственным комплексом, ураганным огнем прижимая персонал к земле, и о хорошенькой такой маленькой протонной торпеде в самый центр их адской кухни. Поговаривали также, невзирая на все официальные опровержения, что в фарш добавляют «кое-что». Лучшее, что можно было сделать в процессе поглощения – попытаться отвлечься на что-то важное.

– Я подал заявку на тренажеры, – сообщил Улле, – и на спортзал. Вот наше время.

Рубен кивнул, сосредоточенно жуя.

– Но звенья распределять без вас – не решился.

– Есть у тебя пожелания?

Улле пожал острыми плечами.

– Все равно, в общем. Трине хорош. Бента Вангелис – зверь просто. Вот кого бы я не хотел, так это – Вале.

– Он в самом деле так плох?

– Ну, – замялся зам. – Он зубрила, и куража у него нет. Он хорошо знает, как надо. Вплоть до номера страницы и параграфа из пятнадцати слов. Командир, вот идет па вас звено в перпендикуляре, с двух часов... что вы сделаете?