— Отправляйтесь в отделение. Ваш начальник ждет, — и отвернулся, подчеркивая, что вступать в какие-либо разговоры не намерен.

— Невиновных людей? — медленно повторил Жигулов. — Эти невиновные люди украли вашу, Георгий Андреевич, «БМВ», — и посмотрел на Конякина. Тот прищурился, улыбка сползла с его губ. — И задержали мы их не где-нибудь, а у гаража, в котором эта самая «БМВ» стояла. И кстати, по заключению экспертов, машину открыли и завели не отмычкой, не всякими хитроумными приспособлениями, а ключом. В крайнем случае, дубликатом. Это относительно невиновных граждан. Ему не следовало этого говорить, но Жигулов уже не мог сдержаться. Конечно, рано или поздно Конякин и сам узнал бы, за что арестовали его подручных, но это соображение все-таки было слишком слабым утешением. Жигулов вышел из торгового дома и спустился по ступенькам на стоянку. Через пару минут к нему присоединился Олег. Оперативник хмыкнул, закурил, протянул пачку Жигулову. Тот вяло покачал головой.

— Не хочу, спасибо.

— Насчет «БМВ» зачем сказал? — спросил Олег. — Этому ослу от твоих признаний ни жарко ни холодно, а на нас очередной «глухарь» повиснет. Теперь Датия в лесу зароют, а нашим придется его в федеральный подавать. Отчитываться.

— Да понимаешь, такая обида меня взяла, слов нет, — вздохнул Жигулов. — Всякая сволочь будет мне в лицо плевать, а я — молчи и утирайся? Даже слово не моги сказать? Ведь он же врал! Нагло, в глаза врал. Толпа народу вокруг, все слышали, и никто даже не возмутился. Что ж это такое происходит? Ослепли мы все, что ли? Оглохли? Почему позволяем с собой такое вытворять?

— Знаешь, Толя, что я тебе на это скажу? — Олег докурил, щелчком отправил окурок на газон. — Станешь, как Сигалов, генералом, будешь сам всякой сволочи в лицо плевать. А пока, уж извини, придется молчать и утираться. — Он открыл дверцу «Москвича», забрался в салон. — Садись. — Жигулов мрачно устроился на переднем сиденье. — А насчет вранья, Толя… Думаешь, Михмихыч не понимает, что Сигалов врет? Понимает. Думаешь, не знает, кого мы взяли и за что, и кто как следствие проводит? Знает. А все равно отстранит тебя от дела и будет молчать. Потому что так надо. Молчать — спокойно и безопасно. И я тоже кое-что знаю. И Колька Бадеев. И все отделение. Знаем и молчим. И ты, Толя, тоже знаешь. И тоже молчишь. Ты ведь начал возмущаться, не когда кого-то другого прижали, а когда самому на хвост наступили. Не хочу тебя обидеть, но это называется «шкурный интерес». А вот когда другим наступали — молчал. Так чего же ты требуешь от людей, для которых ты — никто? Им твои проблемы и обиды — до лампочки. А Сигалов — власть. К тому же близкий знакомый их хозяина. — Олег вздохнул. — С себя, Толя, все начинается. С себя.

— Ну ладно. Оставим философствования на тему справедливой жизни до лучших времен, — Жигулову был неприятен разговор. Наверное, потому, что он-то сам всегда считал себя честным, неподкупным и непримиримым борцом за справедливость. А вот поди ж ты, сказал Олег про других — и полезли в голову разные фактики. Ведь было же? Было. На то глаза закрыл, на это. Мог вступиться и не вступился. Мог сказать, а не сказал. Пожалуй, правота оперативника и была обиднее всего. — Ты выяснил что-нибудь насчет Борисова?

— Выяснил, выяснил, — Олег снова вздохнул. — Работал он здесь. В бухгалтерии. Чуть меньше полугода. Хороший мальчишка. Расторопный, внимательный, умный. Никаких замечаний, нареканий, выговоров. Между прочим, они с сестрой вдвоем живут.

— А родители где?

— Погибли в автокатастрофе семнадцать лет назад. На Украине. Он не очень об этом распространялся, так что подробностей никто не знает. Да и маленьким он тогда еще был. Четыре года. Не помнит, наверное, толком. Я с одной женщиной в бухгалтерии беседовал. Так она о Борисове с таким чувством рассказывала — кажется, была бы возможность, усыновила б. А три дня назад парня уволили.

— За что?

— Деньги украл.

— И много денег?

— Около четырехсот тысяч.

— Сколько? — удивился Жигулов. Изумление перебило даже мрачные мысли. — Это как же он вынес такую кучу денег?

— Да какая куча, Толя? О чем ты говоришь? Восемь пачек пятисотрублевок. Всего делов.

— Это если пятисотрублевками. Хотя… Восемь — тоже немало. Попробуй, спрячь на себе восемь пачек так, чтобы охрана ничего не заметила.

— Охрана и заметила, — ответил Олег. — Деньги, само собой, отобрали. Парня вышвырнули.

— Получается, что этот Борисов поставил на карту свою репутацию, работу, а учитывая личность Конякина, еще и здоровье, и даже жизнь. При этом он должен был отчетливо понимать, что кража такой суммы не может остаться незамеченной. И тем не менее — украл. Почему?

— Это еще не все, — продолжал Олег. — Оказывается, в течение шести месяцев, которые Борисов работал в бухгалтерии, из фирмы пропало около семидесяти тысяч долларов. По две-три тысячи за раз. И именно из бухгалтерии. Это мне главбух рассказал.

— Что же они раньше не обратились в милицию? Или хотя бы видеокамеру не поставили?

— Говорит, решили не поднимать шум, чтобы не спугнуть вора.

— И они, конечно, думают, что это Борисов, — утвердительно кивнул Жигулов.

— Конечно. А ты, разумеется, так не думаешь, — в тон ему сказал оперативник.

— Нет. Если бы Борисов украл столько денег, то ни при каких обстоятельствах не стал бы брать последние четыреста тысяч. Он же умный парень, ты сам сказал.

— Сказал, сказал, — кивнул Олег. — Ну что? Поехали в отделение? Михмихыч ждет.