Сидел за столом и ужинал, еду принес с собой, жена всегда готовит и дает мне в котелке, когда заступаю в ночную смену, я привык поздно ужинать.

Ну, и что же вам жена приготовила па ужин?

Я уже вам говорил, гороховый суп и хлеб. Когда Белецкий вошел, я как раз сидел за столом и ел.

— А котелок, какой? Солдатский?

Солдатский, двойной. Когда надо — на два блюда. В тот раз во второе отделение жена положила хлеб.

Давайте вернемся к Белецкому. Что потом?

Остановился, видит, что я ем, сказал: «Приятного аппетита, пан Лабусь, я уже закончил своп дела, а вам сидеть здесь до утра...» Посмотрел на часы, тогда и я поднял голову и посмотрел, сколько времени. Потом Белецкий спрашивает: «Вкусный суп? Жена, наверное, на корейке сварила?» Я ответил, что вроде ничего себе, вкусный... Тогда он говорит: «Вы на ночь не наедайтесь, а то спать захочется!» Я не успел ему на это ничего сказать, потому что он рассмеялся, этим своим смехом, будто ворота заскрипели, и ушел.

Кто-нибудь еще был в проходной, кроме вас?

Нет, я и Белецкий...

Вахтер умолк и настороженно посмотрел на Выдму.

Что вы замолчали, продолжайте. Значит, Белецкий ушел, а дальше...

А дальше ничего не происходило. Я заканчивал, есть, и тут в проходную вошел Герман. Он заместитель начальника охраны и должен проверять посты. Я убирал котелок, когда он вошел, осмотрелся и спросил: «Как у тебя? Спокойно?» Я сказал, что спокойно, да и что могло быть?

Тогда он предупредил, чтобы я был начеку, потому что в сейфе остались деньги. Но об этом я знал и без него, вот и ответил, что понимаю, как надо нести службу.

Как вы разговаривали? Стоя?

Нет, Герман присел, и мы закурили.

И долго он сидел? Когда ушел?

Как кончили курить. Повторил еще раз, чтобы не заснул, и ушел.

Кто кого угощал сигаретами? Он вас или вы его?

Точно не помню,— задумался вахтер,— кажется, он...

Что вы делали, когда Герман ушел?

Как обычно, что на посту можно делать? Прошелся по помещению, выглянул на улицу, потом в другую дверь вышел во двор. Все было тихо, спокойно, сел, немного

почитал газету. Я человек, привыкший к такой работе, не замечаю, как тянется время, когда дел никаких нет. Так просидел до самого утра, и тут утром началась вся эта кутерьма.

Выдма не отводил глаз от лица вахтера:

И это все?

Л что еще может быть? Рассказал все как на исповеди.

Неплохо вы исповедуетесь, пан Лабусь. О грехах, значит, умалчиваете?

Я? Умалчиваю? Надо же такое сказать,— искренне возмутился вахтер.

Да. Никак не хотите признаваться, что после ухода Германа вы вздремнули. Прихватили несколько часиков.

Вахтер открыл рот, пытаясь что-то сказать, но молчал, испуганно всматриваясь в лицо Выдмы. Его реакция была так понятна и ясна, хотя он все отрицал, бормоча что-то невнятное под нос:

— Я... никогда в жизни, пан майор... Богом клянусь! Не спал я...

Майор резко оборвал его, чтобы сломить остатки упорства:

— Только не лгать! Я веду следствие об убийстве, а вы все время пытаетесь меня обмануть. Если не спали, значит, были в сговоре с убийцами, которые не могли спуститься в здание с неба. Если я не добьюсь от вас правды, отправлю в тюрьму, будете сидеть, пока не вспомните. Кроме того, вас предупредили об ответственности за ложные показания.

Вахтер опустил голову, уставившись в пол.

Так как?.. Или вы говорите, как было... или...— Выдма оборвал фразу.

Значит, так... Пусть будет, как будет... Узнает дирекция, да и Герман не простит мне этого... Не знаю, как уж случилось, но заснул... Первый раз в жизни с тех пор, как здесь работаю, хотите верьте, хотите нет.

И долго спали?

Часа три, пожалуй...

Неплохо. Проснувшись, глянули на часы?

Глянул. К двум подходило.

Каково было самочувствие? Наверное, почувствовали себя бодрым, отдохнувшим?

Нет, совсем наоборот. Кости ныли, потому как спал, положив голову на стол, башка трещала, никак с мыслями собраться не мог. Когда выпил воды, немного полегчало.

Почему вы сказали, что вам Герман пе простит этого?

На следующий день он расспрашивал меня, не заснул ли я ненароком. Я поклялся, что ни па секунду глаз не сомкнул, а он терпеть не может, когда его кто надувает...

Может — не может, надо было сразу говорить правду.

Отпустив Лабуся, Выдма соединился с дежурным.

Какие новости? — спросил он его.

Ничего нового, товарищ майор, никаких изменений. С дома не спускают глаз.

Передайте, чтобы немедленно докладывали о малейших, даже самых незначительных переменах.

Они получили такое распоряжение.

Хорошо, я пока буду у себя.

Выдма попросил пригласить в кабинет Германа. Посмотрел на вошедшего внимательным, изучающим взглядом, но лицо вахтера с запавшими щеками, длинным большим носом, нависшим над маленькими, как у ребенка, тонкими губами, ничего не выражало, ни тени волнения. Он сел на предложенный ему стул, пригладил рукой редкие желтоватые волосы, тронутые сединой, едва прикрывающие лоснящуюся кожу головы, сообщил свои данные я с равнодушием ждал начала допроса.