Взвизгнули шины, машина свернула на Колледж-стрит, вильнула и умчалась. Что-то приземистое и странно светящееся прицепилось к заднему бамперу, махнуло им рукой в салюте и принялось засовывать себе в рот полные горсти металла, пробираясь к кузову.

Роланд рывком поставил Ребекку на ноги и протащил дальше до тротуара. Она не казалась испуганной — лишь потрясенной. Потому что, подумал он, она не нарушала правил, и все это — не ее вина.

— Ты не ушиблась? — Он с пристрастием оглядел ее.

— Нет, — ответила она. — А ты?

— Кажется, тоже. — Он открыл футляр, чтобы посмотреть, не пострадала ли Терпеливая. — Все в порядке.

Ребекка показала на чуть сдвинутую крышку люка в середине улицы.

— Оттуда выскочил малыш и оттолкнул меня с дороги.

Роланд обратил внимание, что ее указательный палец неподвижен. У него самого руки тряслись, как листья на ветру.

Она повернулась к нему.

— Ты заметил, что в машине не было водителя?

— Нет. — Он сглотнул слюну. — Не заметил.

— Мы должны сказать полиции? Дару говорит, что плохих водителей надо убирать с улиц.

Роланд вообразил на минуту, каково будет рассказывать это полиции.

— Нет. Не надо полиции. Если водителя не было, кого они уберут с дороги?

— Ага, — вздохнула она. — Роланд, пойдем домой!

— Отличная мысль, детка.

Они пошли на восток, и в это время часы на городских башнях начали бить полночь. Когда стихли колокола, Ребекка слегка тронула Роланда за руку.

— У тебя морщины на лбу. О чем ты думаешь?

Он рассмеялся, хотя ему было не до смеха.

— О том, что это не кончится, пока рак не свистнет.

Ребекка на секунду задумалась.

— Роланд?

— Что, детка?

— Иногда ты говоришь без всякого смысла!

Роланд остановился сразу у входа в квартиру Ребекки и вытаращил глаза. Косметическая уборка, произведенная ими перед уходом к миссис Рут, оставила лишь чуть меньший хаос, чем увиденный, когда они пришли первый раз. Теперь же порядок был безупречный. Всю грязь с пола смели, а сам пол намазали мастикой и натерли до теплого блеска. Растения стояли на полке напротив окна аккуратной зеленой стенкой. Разбросанные клочки занавеса… Он прислонил к стене гитару, пересек комнату и вгляделся пристальнее. Крошечные стежки соединили обрывки почти невидимыми швами.

— Не может быть, — буркнул он себе под нос, скорее для проформы. Этот вечер, во всяком случае, научил его, что слова «не может быть» редко имеют смысл. Обернувшись, он увидел, как Ребекка взяла со стола миску с фисташковыми скорлупками, и вышел за ней на кухню. Там все сияло.

— Что тут произошло? — спросил он, отступая назад. В кухне было слишком мало места для двоих.

— Квартиру убрали, — ответила Ребекка, высыпая скорлупки в ведро.

— Это я вижу. — Роланд глубоко вдохнул. Даже пахло чистотой. Не очистителем, не стиральным порошком — просто чистотой. — Но кто это сделал?

— Не знаю. — Ее голос звучал глухо из-за стенки холодильника. — А это важно?

Он оглядел сверкающую комнату и пожал плечами.

— Нет, наверное, — должен был признать он. В сегодняшнем вихре событий волшебная горничная была в порядке вещей. Он мысленно потрепал себя по плечу за умение с ходу принять очередную странность. И тут Роланд вспомнил о пятнах крови на постели.

Двойные двери, отделяющие альков и ванную от остальной части квартиры, были почти закрыты. Левая, заметил Роланд, была заперта на засов. Правую он осторожно приоткрыл.

В неясном свете из гостиной можно было разглядеть двуспальную кровать Ребекки. Она осталась на своем месте. Аккуратно протиснувшись между ней и стеной, он стал по памяти нащупывать шнурок выключателя бра. Несколько раз он провел рукой по стене, наконец попал на шнурок и дернул его вниз.

Светло-зеленое одеяло — то самое светло-зеленое одеяло — выглядело как новое. Не было и намека на то, что несколько часов назад на нем умер маленький человечек по имени Александр. И Роланд готов был поспорить, что на простынях тоже не осталось никаких следов.

Том поднял голову с лап и глянул на свет.

— Я думал, ты убрался, — пробурчал себе поднос Роланд.

Том зевнул, облизнулся острым язычком, явно игнорируя предположения Роланда. Потом устроился во впадине между двумя подушками, как будто собрался остаться на ночь. И только легкое подергивание белого кончика хвоста говорило о том, что он все еще помнит о существовании Роланда.

Подавив искушение дернуть за этот пушистый флажок, Роланд заглянул в ванную — как и ожидалось, безупречный порядок — и вошел в большую комнату.