Шрифт:
Напомню, что Вагнер был антисемитом. [31] Тем не менее, эстетика доминировала над этикой: евреи исполняли и слушали музыку Вагнера. Ее любил Теодор Герцль. В 1898 году сионистский конгресс в Базеле открывался под звуки «Тангейзера».
Потом были Гитлер и Холокост. Гитлер обожал музыку Вагнера и сделал ее почти официальной музыкой фашистского режима. Музыка Вагнера звучала в лагерях смерти. И этика взяла верх над эстетикой. Для многих, если не для большинства евреев исполнять и слушать музыку Вагнера стало кощунством. В 1981 году в Тель-Авиве во время исполнения оперы «Тристан и Изольда» разразился скандал, в аудитории дрались.
31
«Я считаю еврейскую расу, — писал в 1881 году Вагнер королю Баварии Людвигу II, — прирожденным врагом человечества и всего благородного на земле; нет сомнения, что немцы погибнут именно из-за нее, и, может быть, я являюсь последним немцем, сумевшим выступить против иудаизма, который уже все держит под своим контролем».
Вагнеровский бойкот в Израиле продолжается. Продолжаются споры. Противники бойкота довольно логичны. Они вспоминают Гоголя и Достоевского. Они справедливо пишут о том, что художественное произведение живет своей жизнью и должно оцениваться независимо от оценки личности художника. Но логика не срабатывает. Дело теперь уже не в личности Вагнера, пишет известный ученый, профессор Иерусалимского университета Александр Сыркин. «Дело в длящейся благодаря ассоциации с нацизмом личной травме». И хотя эта травма «никакого отношения к музыке не имеет, за ней не каприз, а беспрецедентный опыт Катастрофы, и тут уже ничего не поделаешь. Аргументация, сколь бы здравой и очевидной она ни казалась, здесь ни к чему. Дар сочувствия намного важнее, и тем «непредубежденным», которым посчастливилось этой травмы или психологических ее последствий избежать (а вполне могло бы быть иначе), вместо бесплодной полемики приличнее всего склониться перед пострадавшими, перед памятью и ассоциациями, пусть даже непоследовательными, которые продолжают преследовать людей, доколе они живы. И пока остаются еше жертвы Катастрофы, готовые во имя памяти пойти и сорвать концерт, — не возражать им. А следующее поколение, в котором подобные ассоциации так или иначе притупятся, рассудит по-своему».
Дискуссия вокруг музыки Вагнера заставляет всех нас еще раз остановиться и задуматься. И увидеть, понять сколь глубоки раны. И сколь натянуты нервы. Не только Холокостом. Всей полной трагизма историей мужественного народа. И понять также, что антисемитизм в значительной мере есть проблема самих антисемитов, выражение их комплексов неполноценности, собственной ущербности, неудовлетворенности. «Мы сами не хуже, не глупее евреев, — говорят англичане. — И поэтому в Англии нет антисемитов».
Конференции продолжали собираться. Ибо всегда есть неистребимые энтузиасты. А раз конференция — значит речь. Вот, например, как это выглядело на конференции Ассоциации новых предпринимателей Израиля. Ассоциация объединяет «русских», которые решили заняться бизнесом и которые, естественно, смотрят в сторону России. Итак.
«Получив приглашение на ваш съезд, я собирался выступить по существу, рассказать о проблемах нынешней России. Но мой друг Юрий Штерн (председатель Ассоциации. — А.Б.) популярно разъяснил, что мне отведено 7 минут и что, следовательно, от меня ждут не разговора по существу, а приветственных слов, соответствующих торжественному характеру данной церемонии.
Поэтому я торжественно приветствую съезд Ассоциации новых предпринимателей и самих новых предпринимателей. Желаю вам здоровья, успехов и — главное — желаю того, чтобы новый бизнес не всегда оставался малым бизнесом.
Если в ранце каждого уважающего себя солдата должен лежать, как известно, жезл маршала, то в кармане каждого уважающего себя бизнесмена, тем более — нового, должна лежать чековая книжка Ротшильда или, скажем, Айзенберга. Ну, в крайнем случае, — Константина Борового.
Вот на этом и можно было бы закончить мое приветственное слово. Но поскольку у меня остается еще больше пяти минут, я позволю себе несколько менее торжественных замечаний.
Каждый еврей, как вы знаете лучше меня, обязан за неделю прочитывать одну главу Торы. Чтобы понять страну, в которой я представляю Россию, понять здешний менталитет, я тоже читаю Тору. На прошлой неделе и на этой мы читаем о казнях египетских.
Суровые были казни. И жабы, и вши, и дикие звери, и саранча… В общем, страхи Господни.
Причем, как я с удивлением узнал, в результате этих казней, как указано в Талмуде, погибали не только египтяне. Погибли, по некоторым оценкам, примерно 80 % евреев, которые жили в Египте.
Возникает вопрос: неужели Всемогущий, Всесильный не мог воздействовать на фараона, не уничтожая свой народ?
Всесильный сам ответил на этот вопрос. Оказывается, он «ожесточил сердце фараона» для того, чтобы совершить все знамения и чтобы, тем самым, все евреи поняли, что именно он — их Бог.
Значит, казни египетские как средство воспитания еврейского народа. Или, как писал позавчера в «Вестях» штатный комментатор Торы господин Полонский, нужно было создать кризисную ситуацию, чтобы еврейский народ пересмотрел свои целевые установки.
А теперь от казней египетских, которые все-таки далеки от нас, перейдем к сюжету более близкому — к абсорбции.
За время, которое я здесь, я не раз спрашивал себя: неужели — несмотря на объективные и всем понятные трудности, — неужели нельзя было сделать так, чтобы абсорбция сопровождалась меньшим числом потерь — и нравственных, и социальных, и политических?
Но прочитав главу «Бо» и комментарий к ней, я понял: вопрос мой наивный и зря я задаю его. Все стало ясно: трудности абсорбции, кризисные ситуации, которые она порождает, как раз и созданы для того, чтобы перевоспитать олим ходашим, чтобы переориентировать их установочные, регулятивные механизмы на ценности рыночной экономики, чтобы приучить их держать удар в неизбежной конкурентной борьбе.
Так что не жаловаться надо, а радоваться.
Этому учит Книга.
И с такой точки зрения следует, на мой взгляд, подойти к трудностям, с которыми сталкиваются те из вас, кто имеет деловые контакты с Россией.
Россия, разумеется, — зона повышенного риска.
Но — огромный рынок.
Но — дешевая (пока!) рабочая сила.
Но — недорогие (пока!) мощности.
Плюс — отсутствие для вас языкового барьера.
Не случайно в России бизнес, для того, кто преодолел страх и кто умеет рисковать удачно, окупается в несколько раз быстрее, чем в Израиле.
У еврейского поэта Льва Халифа (он теперь живет в Нью-Йорке) есть такие строчки:
Из чегоТвой панцирь.Черепаха? —Я спросил и получил ответ:— ОнИз пережитого мнойСтраха.И брони надежнейВ миреНет.И я надеюсь, что абсорбция в Израиле, закаливающие процедуры в России в конце концов оденут вас в такую броню, которая позволит успешно штурмовать любые высоты бизнеса. Даже в России».
Аудитория ликовала. Но до министра абсорбции, который вместе со мной украшал президиум, мой юмор как-то не дошел. Может быть, из-за перевода. Он говорил, наверное, полчаса и насчет казней египетских выразил несогласие со мною. Аудитория опять же радовалась.
19 июня началось мое личное и весьма драматическое знакомство с израильской медициной. В этот субботний день я отправился к «некошерному» соседу в сауну. При сауне — бассейн. Спускаясь туда, разодрал ногу (металлические ступеньки «заиграли»). Вызвали (по страховке) родную «Скорую помощь». Она, действительно, скоро приехала. Тут же на травке зашили рану. И хотя стало как-то кисло, сухопутная часть субботнего вечера была выполнена полностью.
Через неделю швы сняли. Казалось бы, — пустяковое дело. На мне всегда все заживало, как на собаке. Но не тут-то было. Началось что-то непонятное. Рана (она располагалась на правой голени) не собиралась заживать. Вокруг пошли какие-то лопающиеся и мокнущие волдыри. Пошли в ход примочки и повязки. Слава Богу, хоть не болело. Не мешало работать. Да и со стороны ничего не было заметно: в шортах ведь не ходил. Но очаг поражения разрастался.
Началось хождение по врачам, которое продолжалось два с лишним года. Воистину — хождение по мукам. Диагноз колебался от рожистого воспаления до трофической язвы. Было испробовано все. Светила израильской медицины, в которую я тогда верил почти свято. Наши «русские» эскулапы. Экстрасенсы, биоэнергетики и целители. Лежал в больнице. Искусственная кожа. Какие-то немыслимые мази. Чудеса излучающей техники. То чуть лучше, то чуть хуже. В итоге: три шага вперед, два — назад. А значит, дело шло на поправку. Только уж больно медленно. То, что здесь занимает несколько сухих строчек, в жизни, наполненной переживаниями, заняло, повторяю, более двух лет.
Во время визита Рабина в Москву сумел заскочить в Кунцево, в ЦКБ. Осмотрели мою несчастную ногу, пощупали и сказали так: оставайтесь у нас на 10 дней, вылечим. Но не было у меня 10-ти дней. Поджимали какие-то события, которые, как я считал, — вот она, чиновничья психология! — требовали моего присутствия.
Перед тем, как высказать общие суждения об израильской медицине, — еще один личный опыт, на этот раз — сугубо положительный. Давно уже, задолго до Израиля у меня начали болеть колени. Остеохондроз это называется, если мне память не изменяет. Лечили меня в той же ЦКБ. Честно предупредили: лечение — это торможение неизбежного ухудшения. Несколько лет тормозили. Однако ходить, да и стоять становилось все труднее. В Израиле я вынужден был вооружиться палкой. Был один несомненный плюс. На всех приемах, где положено стоять, палка выручала: мне приносили стул. Но бывали ситуации, когда надо было и стоять, и ходить. Например, высокий визитер из Москвы. Козырев, допустим, или Примаков. Поступал так. Накануне визита отправлялся к врачу и он делал по паре уколов в каждую коленку. Обезболивал. Гарантия — на 48 часов. Двое суток другой жизни.
В конце концов принял радикальное решение — заменить обе коленки протезами. Можно было, конечно, сделать операции в Москве, Но не хотелось отрываться от посольства, да и условия для послеоперационной реабилитации в Савьоне были несравненно лучше, чем в моем московском жилище. Поэтому оперировался в Иерусалиме. Хотел сразу обе. Врачи отсоветовали. Пришлось вырезать по одной с шестимесячным интервалом (в мае и ноябре 1996 года).
Оперировал Григорий Львович Хаимский. Под местным наркозом. Делают надрез, выпиливают коленный сустав (было слышно, как жужжит пила), вставляют протез, зашивают. После этого — неделя в больнице и три недели реабилитации. Все прошло нормально. Прекрасно прошло. С тех пор хожу и даже прыгаю. Но палки не выбрасываю. Жизнь длинна — вдруг еще пригодятся. Каждый раз, когда появляюсь в Израиле, звоню Григорию Львовичу и говорю: «Спасибо!» Разумеется, это «спасибо» относится и к израильской медицине. С поправкой на «русские» руки хирурга.