После эффектной победы под Харьковом 28 июня 1942 года немецкие войска, действующие в рамках только что разработанной операции «Блау», перешли в столь же эффектное наступление на восток (3). Повторяя свою беспрецедентную наступательную операцию «Барбаросса» лета 1941 года, передовые части немецких бронетанковых и моторизованных войск неутомимо продвигались по южнорусским степям от Курска к северному Донбассу, а за ними следовали бесконечные колонны немецких, венгерских и итальянских пехотинцев. Это неудержимое наступление рассекало советский фронт надвое; отмахиваясь от докучливых, но по-прежнему неуклюжих советских контратак, уже через несколько дней немецкие соединения вышли к широкому Дону близ Воронежа. Устремляясь на юго-восток между реками Дон и Северный Донец, колонны 4-й и 1-й немецких танковых армий беспрепятственно достигли излучины Дона, в то время как другие войска оттесняли советские соединения назад к Ростову (см. карту 1).

Несмотря на явный успех наступательной операции, Гальдера не покидала тревога, и не только из-за ожидаемого приезда Гитлера на фронт. В отличие от 1941 года, теперь советские войска буквально исчезали при приближении противника, и потому намеченное окружение десятков тысяч русских пехотинцев так и не состоялось. Даже в «котлах» возле Миллерово и к северу от Ростова добыча оказалась скудной. Еще сильнее тревожило Гальдера и вредило тщательно разработанному плану то, что удачное наступление могло воодушевить Гитлера, который, как всегда, стремился к максимальному захвату территории и живых сил противника, связывая это с разгромом вражеских армий. Гальдер, с самого начала недовольный необходимостью посылать немецкие армии на бескрайние просторы юга России, мог только гадать о том, куда еще отправятся войска по приказу алчного фюрера. И действительно, уже в день прибытия в новый штаб Гитлер издал директиву № 43 по операции «Блюхер», предписывающую 11-й армии генерала Эриха фон Манштейна на Крымском полуострове пересечь Керченский пролив и достичь Таманского полуострова прежде, чем падет осажденный русский город Севастополь (4). Стало ясно, что Гитлера уже манит Кавказ и его несметные природные богатства.

Гальдеру были понятны стратегические и оперативные замыслы операции «Блау». Поначалу план предусматривал операцию, состоящую из трех этапов. На первом этапе немецким войскам предстояло уничтожить советские армии, обороняющие Воронеж на реке Дон. На втором этапе — продвинуться на юго-восток вдоль южного берега Дона до Миллерово и приступить к окружению советских войск на востоке Донецкого бассейна, или Донбасса. И наконец, на третьем этапе намечался захват Ростова, излучины Дона и самое главное — Сталинграда на Волге. После падения Сталинграда директива предписывала немецким войскам двинуться в сторону Кавказа, но не указывала характер этого продвижения. Операция «Блау» была построена на предположении, что части Красной армии будут неоднократно окружены и уничтожены. К 25 июля стало ясно, что этого не произошло и не произойдет.

В Винницком штабе поняли и то, что успехи немецких армий взбудоражили и воодушевили Гитлера. Последствием горячих споров в штабе ОКХ и новом штабе фюрера стало изменение прежних и издание новых приказов. По мнению Гитлера, эти приказы учитывали новые возможности, но Гальдер и многие другие немецкие военачальники считали, что таким образом искажался первоначальный замысел, перспективы и, вероятно, исход операции «Блау» в целом. Наиболее значительной стала директива № 45, просто озаглавленная «О продолжении операции „Брауншвейг“ <„Блау“>» (5). Полагая, что основная цель операции «Блау» — «окончательное уничтожение советских оборонительных сил» — уже достигнута, директива требовала, чтобы четвертый этап «Блау» — наступательная операция на Кавказ под кодовым названием «Эдельвейс» — проводилась одновременно со штурмом Сталинграда.

События, которые Гитлеру казались счастливым стечением обстоятельств и неслыханной удачей, Гальдер и Генштаб воспринимали как плохое предзнаменование. Вместо того чтобы сосредоточить крупные наступательные силы недавно созданных групп армий «А» и «Б» на подступах к Сталинграду, согласно первоначальному плану, Гитлер приказал обеим группам армий одновременно выступить на штурм Сталинграда и двинуться на Кавказ по двум расходящимся направлениям. Когда 6-я армия столкнулась с проблемами снабжения тыла, авангард группы армий «Б» двинулся на Сталинград, а Гитлер досадовал на медлительность войск, Гальдер «в своем дневнике признал, что ошибки, по поводу которых брюзжал и ворчал фюрер, вызваны приказами самого фюрера» (6).

Однако события, разворачивавшиеся в конце июля, и решения, принятые немецкой ставкой в Виннице и штабами действующих армий, вызывали лишь легкое беспокойство, поскольку наблюдались в контексте оправданных надежд и эффектных военных побед. А на расстоянии тысячи миль, в Москве, противник Гитлера, Сталин, гораздо более здраво оценивал перспективы.

Верховный был разгневан. Целое десятилетие интриг и безжалостного уничтожения внутренних политических противников, столь же долгий период переговоров с коварными лидерами зарубежных стран и даже год унизительных военных поражений в войне с самым, казалось бы, понятным и предсказуемым из глав европейских государств не подготовили Иосифа Виссарионовича Сталина к позору, которым покрыла себя его армия минувшей весной и летом. Гитлер предал его в июне 1941 года, приведя в исполнение план «Барбаросса», и даже сознание того, что в 1942 году Сталин сам мог бы развязать войну против Гитлера, не смягчало стойкой ненависти к порывистому немцу, который, как нехотя признавал Сталин, удивительно похож на него самого. После этого вероломного нападения Советская армия понесла огромные потери, лишилась обширных территорий и возможности выиграть время, подтянуть силы, остановить наступление немецких войск и переманить удачу на свою сторону. В конце концов, думал Сталин, импульсивность доведет Гитлера и его армию до поражения.

К концу 1941 года обессилевшая немецкая армия, подгоняемая нетерпением фюрера, очутилась на подступах к Ленинграду, Москве и Ростову. Но многочисленные советские резервные войска под командованием несгибаемых и безжалостных военачальников остановили немецкое наступление и чуть было не превратили тактические и оперативные победы в стратегический разгром немцев. Вспоминая, какой близкой казалась окончательная победа, Сталин едва заметно пожимал плечами. «Как могло случиться, — думал он, — что за зимними победами весной и летом последовали наши новые, катастрофические поражения? Что было упущено? Кого винить? Может, следовало прислушаться к тем, кто советовал мне выждать время, укрепить оборону, дождаться немецкого наступления, а потом отразить его и нанести свой удар? Неужели надо было внимательнее слушать Жукова, Шапошникова, Василевского и остальных?»