— Говорить я не буду просто потому, что не помню. — Он усмехнулся. — Одну звали Барбара, а вторую звали Марта, а все остальное, как говорится, покрыто мраком.

— Значит, ты не знаешь, что случилось? Я говорю, значит, могло произойти все что угодно.

Улыбка сошла с его лица.

— Я говорю, что все действительно было покрыто мраком и ничего не могло произойти. Я лежал как тряпка, свернувшись в кабине.

— И ты ничего не помнишь?

— Я помню человека по имени Элфи, который зарабатывает себе на жизнь при помощи телевизора; человека по имени Люк Люббок, который может быть чем угодно в зависимости от костюма; проповедника, которого тошнит, когда он наблюдает, как весь мир валится ко всем чертям, и…

— И Барбару с Мартой.

— И Барбару с Мартой. И еще парады — да, боже мой, ведь там еще были и парады.

— Тебе стало лучше?

— Нет. Но тебе должно стать лучше, потому что Финнерти, кажется, нашел себе новый дом и нового друга.

— Слава богу и на этом. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты объяснил Кронеру, что Финнерти просто злоупотребил нашим гостеприимством и что мы так же недовольны им, как и все остальные.

— Это не совсем соответствует действительности.

— Ну что ж, держи тогда это про себя, если уж он так тебе нравится.

Она подняла крышку своего бюро, где составляла ежедневные меню и вела запись домашним расходам, сверяв свои записи с поступающими из банка счетами, и вытащила оттуда три листка бумаги.

— Я знаю, что ты считаешь меня глупой, но иногда стоит немного побеспокоиться, чтобы все шло по-хорошему, Пол.

На бумаге были записаны какие-то, тезисы с основными разделами, пронумерованными римскими цифрами и с под-под-под и подразделами, помеченными маленькими буквами. С полным сознанием, что его головная боль набирает все большую силу, он наугад выбрал раздел III, А, I, а): «Не кури. Кронер пытается бросить курить».

— Может быть, имело бы смысл прочесть это вслух, — сказала Анита.

— Может быть, будет лучше, если я прочитаю это в одиночестве, когда ничто не будет меня отвлекать.

— На это у меня ушел почти весь день.

— Еще бы. Это самая обстоятельная работа из всех сделанных тобой. Спасибо, милая, я просто в восторге.

— Я люблю тебя, Пол.

— Я люблю тебя, Анита.

— Милый, а что касается Марты и Барбары…

— Даю тебе слово, я и не коснулся их.

— Я хотела только спросить, видел ли кто-нибудь тебя с ними?

— Полагаю, что видели, но не те люди, которые могли бы причинить мне какой-нибудь вред, Шеферд-то уж конечно, не видел.

— Если бы это дошло до Кронера, то я просто не знала бы, что и делать. Он может посмеяться над выпивкой, но что касается женщин…

— Я спал с Барбарой, — внезапно сказал Пол.

— Я так и думала. Но это твое личное дело.

По- видимому, она уже устала от разговора и теперь с нетерпением поглядывала на экран телевизора.

— И Шеферд видел, как я спускался из номеров с ней.

— Пол!

— Шучу.

Она приложила руку к сердцу.

— Ох, слава богу.

— «Любовь летом», — сказал Пол, пытливо приглядываясь к экрану.

— Что это?

— Оркестр. Они играют «Любовь летом». — И он насвистал несколько тактов.

— А как ты узнал, если звук выключен?

— А ты попробуй включи.

Она неохотно повернула ручку, и мелодия «Любви летом», красивая и неудобоваримая, — как медовый пряник, наполнила комнату.

Подпевая оркестру, Пол направился вверх в свою спальню, зачитывая на ходу тезисы:

IV, А, I; «Если Кронер спросит тебя, почему ты хочешь в Питсбург, скажи, что ты хочешь принести большую пользу… а) Намекни на больший дом, повышение и престиж».

Постепенно Пол начал понимать, что поставил себя в дурацкое положение в глазах обоих берегов реки. Он вспомнил, как он кричал вчера вечером: «Мы должны встретиться посреди моста!», и решил теперь, что он был единственным заинтересованным в этом лицом, и к тому же единственным, кто не совсем уверен, к какому берегу он относится.

Если бы его попытка сделаться новым мессией увенчалась успехом и жители северного и южного берегов встретились бы на середине моста и между ними оказался бы Пол, он не имел бы ни малейшего представления, что же делать дальше. Он сознавал всем сердцем что человечество зашло в жуткий тупик, но это был настолько логически обоснованный тупик, и его завели в него настолько умно, что он не видел, куда еще могло бы привести историческое развитие.

Пол производил в уме сложнейшие расчеты — его сбережения плюс страховки плюс стоимость дома плюс машины — и прикидывал, достаточно ли у него денег, чтобы попросту уйти с работы, перестать быть инструментом любого набора верований или любого выбрыка истории, которые могли бы превратить в ад чью-либо жизнь. Жить в доме у проселочной дороги…