Сам же святой отец не проронил ни слова. Порой он просто смотрел на переплетенные на колене пальцы, порой закрывал глаза, словно предаваясь молчаливой молитве. Из раздумий его выводили лишь упоминания о смерти. Каждый раз, когда Габриель говорил об убийстве – Бенджамина Штерна, Питера Мэлоуна, Алессио Росси и четырех карабинеров, оперативника «Крус Вера» на юге Франции, – папа крестился и шептал слова молитвы. Он не смотрел ни на Габриеля, ни на отца Донати. Его внимание привлекал только Шамрон. Похоже, понтифик нашел в нем нечто родственное. Возможно, дело было в возрастной близости, или первосвященник видел нечто обнадеживающее в глубоких морщинах, бороздивших старческое лицо израильтянина. Так или иначе, но через каждые несколько минут эти двое поднимали глаза и смотрели друг на друга, разделенные кофейным столиком, словно воплощавшим в эти моменты пролегшую между ними бездну тысячелетий.

Габриель передал отцу Донати письмо сестры Регины Каркасси, и секретарь прочел его вслух. Пока он читал, лицо папы оставалось скорбным, а глаза закрытыми. Со стороны казалось, что его мучит некая старая боль, боль давно зажившей, но теперь открывшейся вновь раны. Лишь в том месте письма, где речь шла о спавшем на коленях сестры Регины мальчике, папа поднял веки и снова посмотрел на Шамрона, после чего опять погрузился в состояние человека, испытывающего сильнейшие душевные и физические страдания.

Закончив читать, отец Донати вернул письмо Габриелю, который перешел к рассказу о своем возвращении в Мюнхен, повторном обыске квартиры Бенджамина Штерна и о документе, переданном Бенджамином на хранение старой домоправительнице, фрау Ратцингер.

– Документ на немецком. Хотите, чтобы я перевел его для вас, ваше святейшество?

За папу ответил отец Донати:

– Мы оба бегло говорим по-немецки. Пожалуйста, прочтите его на языке оригинала.

Докладная записка Мартина Лютера Адольфу Эйхману подействовала на папу самым негативным образом. В какой-то момент он даже взял отца Донати за руку, словно ища в нем поддержки. Когда Габриель закончил, святой отец склонил голову и сложил руки под нагрудным крестом. Затем, открыв глаза, он посмотрел на Шамрона.

– Примечательный документ, не так ли, ваше святейшество? – спросил Шамрон по-немецки.

– Боюсь, здесь более уместно другое слово, – ответил папа на том же языке. – Постыдный, вот что в первую очередь приходит на ум.

– Но точен ли он? Соответствует ли тому, что происходило в монастыре в 1943 году?

Габриель посмотрел на Шамрона, потом перевел взгляд на папу. Отец Донати открыл было рот, собираясь возразить, но святой отец остановил его движением руки.

– Документ точен во всем, за исключением одной детали, – сказал Павел VII. – Я вовсе не спал на руках сестры Регины. Боюсь, я просто забыл слова молитвы.

А потом он рассказал им о мальчике – мальчике из бедной деревни, затерявшейся в горах на севере Италии. Мальчике, оставшемся сиротой в возрасте девяти лет. Мальчике, у которого не было родственников и которому не к кому было обратиться за поддержкой. Этот мальчик пришел в монастырь у озера и стал работать на кухне. Там он подружился с женщиной, которую звали сестра Регина Каркасси. Монахиня стала ему матерью и наставницей. Она научила его читать и писать. Она научила его ценить музыку и искусство. Она научила его любить Бога и говорить по-немецки. Женщина звала его Чичотто – круглолицый.

После войны, когда сестра Регина ушла из монастыря, мальчик тоже ушел оттуда. Их вера была подорвана. Он перебрался в Милан, где жил на улице, добывая средства к существованию мелким воровством. Его не раз арестовывали и жестоко избивали. Однажды банда уголовников избила его до полусмерти и бросила умирать на ступеньках приходской церкви. Священник, обнаруживший мальчика утром, отвез его в больницу. Он навещал парнишку каждый день и оплачивал счета. Постепенно священник узнал, что жалкий уличный бродяжка жил когда-то в монастыре, что он умеет читать и писать и неплохо разбирается в Библии. Священник убедил своего подопечного поступить в семинарию, чтобы спастись от бедности и уберечься от тюрьмы. Мальчик согласился, и с тех пор его жизнь изменилась.

На протяжении всего рассказа Шамрон, Габриель и Эли Лавон сидели неподвижно, завороженно слушая эту простую и одновременно такую драматичную историю. Отец Донати не поднимал глаз от блокнота. Когда папа наконец закончил, в комнате воцарилась глубокая тишина. Первым нарушил ее Шамрон:

– Вы должны понять, ваше святейшество, что мы вовсе не намерены предавать огласке информацию о встрече в монастыре Святого Сердца или о вашем прошлом. Мы лишь хотим знать, кто и почему убил Бенджамина Штерна.

– Я вовсе не сержусь на вас, господин Шамрон. Независимо от характера этих документов, независимо от вызываемых ими чувств, они должны быть опубликованы и представлены в соответствующем контексте вниманию как историков, так и простых евреев и католиков.

Шамрон положил документы перед папой.

– Предание их гласности не входит в наши планы. Мы вручаем их вам, с тем чтобы вы сами решили, что делать с ними дальше.

Папа посмотрел на бумаги, но мысли его, похоже, были о чем-то другом.