– Еще совсем недавно я почти не отставала от вас двоих, – заметила она, – но сейчас Филипп здорово меня обогнал.

Это была радующая глаз картина, отец с сыном, сидящие за ужином, который она сама приготовила – и приготовила, надо сказать, совсем неплохо – в премиленькой столовой. Краски и обои сотворили настоящее чудо. Кроме того, Анна постепенно перетащила к ним многие из тех вещей, которые Айрис сложила у нее на чердаке, не надеясь когда-нибудь вновь увидеть их в своем доме. Когда они сюда въезжали, у нее не было никакого желания заниматься украшательством. Но Анна оказалась права: медная утварь на кухне, серебряные подсвечники и чайный сервиз в столовой, как и хрустальная люстра в гостиной, придавали дому более нарядный веселый вид.

– Ну, а теперь, дорогие мужчины, займитесь-ка десертом, – проговорила она, внося в столовую яблочный пудинг. – Мне еще надо переодеться, дабы произвести хорошее впечатление на родителей моих учеников.

Она стояла в нерешительности перед раскрытым шкафом, когда в комнату вошел Тео.

– Не могу решить, что надеть, – обернувшись к нему, объяснила она.

Он сунул руку в стенной шкаф и в следующее мгновение вытащил наряд, висевший там в самой глубине. Это был купленный в салоне «У Леа» бежево-розовый кашемировый костюм, который она так ни разу и не надевала.

– Как насчет этого? – спросил он.

Айрис не ответила. Мгновение они молча смотрели в глаза друг другу. Губы Тео слегка подергивались от еле сдерживаемого смеха.

Наконец, слегка заикаясь, она проговорила:

– Он выглядит слишком уж роскошным.

– Чушь. Ты же не собираешься демонстрировать всем ярлык с ценой. Это строгай элегантный костюм, вполне под стать событию. – И видя, что она все еще колеблется, он с укором в голосе заметил: – Айрис… Айрис… Иногда надо видеть в жизни и смешную сторону. Иначе мы просто не выживем. А ну-ка надевай его и отправляйся!

Он сунул ей вешалку с костюмом и, протянув руку, она случайно коснулась его искалеченных пальцев. В первый раз с того дня, как произошел несчастный случай, она прикоснулась к ним и пришла в ужас.

– Ой, – вскричала она, – твоя рука! Тебе больно?

– Нет, она уже больше не болит.

Никогда она не думала, что вот так мимоходом, в разговоре, сможет упомянуть о «ней» или сказать слово «больно».

Была уверена, что слово застрянет у нее в горле. И она прикоснулась к этой руке! Чувство, которое охватило ее при этом, было неописуемым.

Весь вечер, пока она была в школе, ее не покидало это чувство, такое странное и в то же время такое интимное. Хотя между ними – ею и Тео – не было сейчас никакой интимности! Да, совсем никакой…

Поздней ночью, возвращаясь домой, она всю дорогу разговаривала сама с собой.

Может, то, что я ищу, высокая поэзия, а не реальная жизнь? Я знаю, что когда-то мы любили друг друга. Мы не сумели бы, после такой катастрофы, достичь столь многого, если бы этого не было. И, однако, мы не испытываем сейчас друг к другу почти никакого желания; от прежней страсти остались лишь едва тлеющие уголья. Может, это оттого, что мы оба выматываемся за день и к вечеру не способны уже ни на что, кроме как пожелать друг другу «спокойной ночи» и нырнуть под одеяло? Нет, все это, конечно, ерунда! Многие устают гораздо больше, чем мы, но от этого их желание, жажда физической любви не становятся меньше.

Ставя машину в гараж, она увидела, что в доме темно. Тео уже спал.

Мы, должно быть, ранили друг друга сильнее, чем нам казалось, подумала она. Ей было ужасно одиноко. Если влюбленность, как часто говорили, была чем-то вроде сумасшествия, то ей оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь она снова слегка сойдет с ума.

Стивом овладело беспокойство. Затем – он не мог бы назвать час и минуту, когда это произошло – беспокойство сменилось убеждением, и побудило действовать. Перемена в нем происходила исподволь, незаметно для глаз. В самые, казалось бы, неожиданные моменты в мозгу его вдруг вспыхивала догадка, которая тут же исчезала, отброшенная, как нечто несущественное, или заслоненная другими заботами. Но через какое-то время она вспыхивала вновь, более четкая и убедительная. И такие моменты бывали часто.

Он был со Сьюзен Б. в супермаркете, закупая недельный запас продуктов для коммуны. При выходе они столкнулись с двумя молодыми парнями в остатках армейского обмундирования. У одного из них рукав был пустым, а у другого половина когда-то красивого лица была изуродована шрамом…

Двое пожилых мужчин на бензоколонке, работая насосом, разговаривали друг с другом:

– Получил весточку от своего парня? – спросил один.

– Да. Ему там пыхтеть еще три месяца. Только вот протянет ли он столько. Нам там здорово дают прикурить.

– Ты не должен так думать. Он выберется. Он должен.

– Должен? Сыну моего брата не удалось. Пуля вошла прямо в сердце. Восемнадцать минуло парню прошлой зимой.

Второй мужчина, не найдя что ответить, с похоронным видом отошел…

Стив стоял рядом со Сьюзен Б., глядя, как из похоронного зала выносят накрытый американским флагом гроб. Супружеская пара, судя по их виду, фермеры, он – в потрепанном костюме, она – в хлопчатобумажном платье, спускались по ступеням вслед за людьми, несущими гроб. Женщину, едва державшуюся на ногах, усадили вместе с мужем в бронированный автомобиль с одной стороны, какого-то еще мужчину с другой, и катафалк, а за ним и вся процессия двинулись вниз по улице, оставив после себя мрачное ощущение безысходности.