Проходя мимо поста медсестер, доктор почувствовал, что все они смотрят ему вслед. Вероятно, никто из них не поверил истории, что Айрис потеряла сознание в автомобиле; скорее всего, они связывали этот инцидент с полученной им самим травмой. При мысли об этом он вновь ощутил в руке тупую, ноющую боль.

А, пошли они все к черту, весь этот отвратительный, проклятый мир!

На четвертое утро он привез Айрис домой, где она сразу же прошла в свою комнату и прилегла. Пирл принесла ей поднос с едой, но не проглотив и нескольких кусочков, Айрис оттолкнула поднос в сторону.

– Миссис Штерн выглядит просто ужасно, – сказала Пирл Тео.

– Через несколько дней она придет в себя. Нужно время, чтобы она могла восстановить свои силы, – ответил он ей стандартной фразой.

Но он был врачом и понимал, что Айрис будет не так-то легко «восстановить свои силы». Какие, вероятно, ужасные муки она испытывала, если смогла на такое решиться! Он подумал, что, скорее всего, никогда не узнает, было ли это случайностью, или она действительно хотела покончить с собой. Может, она и сама этого толком не знала. Интересно, где она все-таки могла быть в тот вечер, до того как с ним произошло несчастье; он попытался восстановить в памяти те две или три минуты, которые прошли с момента, когда она сошла с поезда, и до того, как хлопнула дверцей машины. Но ему удалось лишь вспомнить, что она показалась ему в те минуты взвинченной. Куда она могла пойти в своем новом красном шелковом платье, да к тому же еще вся увешанная драгоценностями? В конце концов он решил, что она встречалась с одной из своих знакомых, которые жили в городе, может, даже с той уже дважды разведенной Джоан, фамилию которой он никак не мог запомнить. Должно быть, они отправились в какой-нибудь дорогой ресторан, чтобы поделиться друг с другом мыслями о том, какими плохими были все мужчины, и Айрис рассказала ей, как она застукала его в ту ночь в клинике. О Господи, если бы он только мог вернуть все назад и хотя бы убедить Айрис смотреть на все происшедшее лишь как на минутную слабость, чем, в сущности, это и было.

Тео видел, что ей тяжело находиться рядом с ним. Когда они были вместе, жена старалась на него не смотреть, да и он, сказать по правде, предпочитал не встречаться с ней взглядом. К счастью, дом был достаточно велик и они могли не видеться по нескольку часов подряд. Только в столовой, во время чопорных трапез, этого невозможно было избежать – не могли же они схватить каждый свою тарелку и разбежаться по разным комнатам – и волей-неволей им приходилось смотреть друг на друга.

– Почему ты на меня не смотришь? – резко спросил он как-то утром за завтраком в конце недели. – Ты все время оглядываешься на дверь.

Она ответила еле слышно:

– Я просто не в силах смотреть на твою руку.

Он промолчал. Айрис, несомненно, чувствовала себя сейчас вдвойне виноватой. Но он был здесь ни при чем; тысячу раз наверное, он говорил ей, что не винит ее в своем несчастье.

– Я просто не могу ее видеть, – повторила Айрис.

– Тогда не смотри на нее, – сказал он с отчаянием в голосе.

– Как же ты меня ненавидишь! – воскликнула она.

– Айрис, я уже говорил тебе…

– Но я чувствую. Что бы ты мне ни говорил, я это знаю.

– Черт возьми, Айрис! Чего ты от меня, в конце концов, хочешь?

Она не ответила, и Тео шумно вздохнул. В молчании они допили свой кофе и поднялись из-за стола.

Это становилось невыносимым. Пожалуй, ему лучше отправиться в клинику и помочь секретаршам все там закончить. Однако было еще слишком рано, и он вышел на лужайку за домом, где сейчас находились рабочие, приходившие к ним ежемесячно чистить бассейн. Из-за сильной жары листва уже почти вся пожухла, но вода была все такой же бирюзовой и блестела, как лед. Мгновение Тео стоял там, глядя на работавших мужчин, и у него мелькнула мысль, что они, видя всю эту роскошь, вероятно, считают его просто счастливчиком. Неожиданно он вспомнил, что еще не расплатился с компанией за очистку бассейна в прошлом месяце, и вернулся в дом, решив просмотреть счета. Почта лежала на полу в холле; очевидно, почтальон только что сунул ее в дверную щель. Тео наклонился, чтобы ее поднять, но первая же попытка показала, что для одной руки это почти непосильная задача, и он тихо чертыхнулся.

– Не беспокойтесь, доктор, – проговорила появившаяся в дверях кухни Пирл. – Я все соберу.

Интересно, что она о них думала? Об Айрис, превратившейся в настоящую затворницу, и о нем самом, каким он стал сейчас? Слепой ведет слепого…

Вся корреспонденция была разложена на кофейном столике, и, усевшись перед ним, он принялся ее разбирать. Тут было множество различных призывов, рекламные проспекты и счета. Счета, как всегда, составили целую стопку: от ортодонтиста Филиппа, очередной страховой взнос, плата за обучение детей в следующем семестре… Девять или десять крупных операций решили бы все его проблемы, обеспечив им беззаботную жизнь в течение месяца или даже двух, но теперь об этом приходилось только мечтать. От внезапно охватившего его страха у него противно засосало под ложечкой.

Последним в стопке лежал счет от Леа. Он быстро пробежал его глазами. Вечернее платье из гипюра… кашемировый костюм… шелковая блузка… Он бросил взгляд вниз, на сумму, и едва не задохнулся. Больше чем на десять тысяч долларов тряпок! Должно быть, произошла какая-то ошибка.

Держа в руках счет, он взбежал по лестнице и, как вихрь, ворвался в спальню, где застыла у окна Айрис. Она не читала, а просто сидела, сложив на коленях руки.

– Что, черт возьми, все это значит? – заявил он с порога, размахивая счетом. – Это ошибка?

Она молча покачала головой.

– Ты сам хотел, чтобы я заказала себе вечернее платье, – проговорила она с запинкой.

– Но не для коронации же в Вестминстерском аббатстве, ей-Богу! А все остальное?

– Прости, ради Бога. Я понимаю, что не должна была этого делать.

– Не должна была этого делать! И это весь твой ответ?! Не должна была этого делать, – повторил он с издевкой. – Ты, случайно, не рехнулась окончательно?

– Может быть. Он застонал.

– О Господи! Когда же, наконец, все это кончится? Одно за другим…