– В общем, – сделал он вывод, – глупо, что всё так получилось. А теперь… Пошли вон!

Выйдя вон, Романов с Малявиным облегченно вздохнули. Перед тем как разойтись по домам, стоя у входа во дворец, они обменялись мнениями по поводу итогов прошедшей встречи и пришли к выводу о том, что если Троицкий с возложенной на него миссией справляется успешно, то свою миссию они, кажется, бесповоротно провалили.

Малявин спросил Романова: появились ли у него какие-нибудь умные мысли после беседы с Пиратом.

Романов, как всегда, когда сомневался в справедливости своих слов, пожал плечами. Сказал, что стать губернатором Троицкому может помешать теперь, пожалуй, только чудо.

– А вообще-то, – добавил он, – я не удивлюсь, если Пирата еще и президентом России изберут. По крайней мере, общество, и тут я с ним согласен, созрело для этого.

– А я, – вздохнул Малявин, – удивлюсь, если мы доживем до утра.

Романов ахнул. Спросил: неужели он думает, что Пират пойдет на еще одно или даже два убийства.

– А чего бы ему не пойти? – ответил Малявин. – Судя по тому, как он привык решать свои проблемы, решать по другому он, видимо, просто не умеет.

– Так что же нам теперь делать?

– Пока не знаю, надо думать.

Романов тоже не знал. Он растерянно посмотрел на Троицкого, как раз в это время выходящего из дверей Дворца культуры энергетиков в компании двух мужчин, перевел взгляд на людей, беспечно разглядывающих афиши, и тихо с придыханием спросил Никиту: верит ли он в существовании справедливости.

– На небе – да, – ответил тот. – На земле – нет.

– Нет, говоришь… А вот это мы сейчас с тобой и увидим.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Романов отвел Малявина в сторону, откуда было удобнее наблюдать за Троицким. Кивнул в сторону зевак, стоящих перед расклеенными на фасаде дворца афишами, и прошептал слово, которое заставило Никиту вздрогнуть:

– Демиург!

Увидев Троицкого, направляющегося в сторону колонны автомобилей, состоящей из двух джипов и одной десятки ГИБДД, Мартынов отошел от афиш. Засунул руку в карман куртки и решительно направился вслед за ним. Не успел никто сообразить, для чего будущего губернатора догоняет крупный парень в сереньком кепи, как парень в сереньком кепи, резко ускорившись, выскочил из-за спин охранников и, окликнув Троицкого, ударил его ножом в бок. Упал коленями на спину Троицкого и, воздев в небо полусогнутые, сжатые в кулаки руки, прокричал, брызжа слюной:

– Пират! Ты слышишь меня? Я все-таки отыграл его!

В ту же секунду на Мартынова налетели охранники и невесть откуда взявшиеся милиционеры. Навалились, скрутили и бросили головой вперед в подъехавший милицейский УАЗ.

Не успели случайные свидетели убийства перевести дух, как к Дворцу культуры энергетиков подъехала залитая грязью «Нива». Левая передняя дверца открылась, и в ту же секунду вся площадь наполнилась хриплым голосом Михаила Харякина, доносящимся из магнитолы автомобиля.

Следом за левой передней дверью открылась правая, из которой не без труда вылез хозяин голоса – Михаил Харякин.

Одетый в пальто с чужого плеча, длинные до колен валенки с галошами, музыкант, как показалось Романову, не совсем трезвый, подошел к народу, столпившемуся вокруг трупа Троицкого, и громко поздоровался:

– Привет, земляки!

Ему ответили приветствием на привет. Спросили: кто он и откуда такой веселый взялся.

Повернувшись в сторону «Нивы», Харякин развел руками, словно хотел показать сидящим в машине друзьям то, как его неласково встречают в родном городе. Похлопал по плечу того, кто назвал его веселым, и сказал, что он, как и все люди на земле, является простым калекой-прохожим.

– Вот, проходил мимо, дай, думаю, остановлюсь, поздоровкаюсь с земляками.

Тут кто-то крикнул, что это – Миша Харякин, известный музыкант.

Те, кто знал, кто такой Харякин, тут же подошли к нему, загораживая труп Троицкого, а остальные, те, кто не знал или не хотел знать этого, остались стоять там, где стояли раньше.

– Ты где был, Миша? – спросил его Малявин.

Несмотря на то что вопрос Малявина, заглушаемый музыкой, доносящейся из «Нивы», был еле слышен, Харякин догадался, о чем его спросили.