2. Лифт работал вовсю; человек в вагончике с остервенением летал вдоль четырех этажей.

3. То тут, то там раздавался металлический возглас: «Счет».

1. Вечером в благородном зале должен был состояться концерт, благородный и экстренный. Приехал знаменитый дирижер. Вся Москва взяла себе билеты.

2. Еще за час до концерта толстый человек раскладывал ноты по пюпитрам, а за десять минут до начала собралась публика первых рядов.

3. Уже пришел нахальный человек с неприличными бакенбардами и сел в четвертый ряд.

4. Это был Небаринов, непременный член общественных собраний.

5. Уже пришла и графиня, и княгиня, и жена знаменитого писателя.

6. И профессор консерватории с большой бородой, но короткими волосами, и профессор консерватории с небольшой бородой, но длинными волосами, и профессор университета.

7. И аристократический старичок с толстой супругой, и господин, любящий Мендельсона, с бородой, но без усов.

8. И адвокат Ухо, и молодой человек Кондижогло, и многие иные, каким следовало быть.

9. Уже кентавр с женой были в концерте. Сказка разговаривала с мило глупившим городским обер-полицмейстером.

10. Городской обер-полицмейстер был из высшего общества. Он шутил и говорил небрежности.

11. И на глупости отвечала сказка глупостями, обводя залу блуждающим взором.

12. И уже в ложу вошла важная особа. Тогда показался знаменитый дирижер.

13. Два человека, прибежав, поднесли ему венок.

14. И вот началось… углубилось… возникло…

15. Едва кончалось, как уже вновь начиналось. Вечно то же и то же поднималось в истомленной душе.

16. В то время Небаринов оглядывал присутствующих и припоминал отсутствующих.

17. Был внимателен кентавр. Спал старичок. Супруга толкала его локтем, а он, просыпаясь, бормотал: «Да, да, конечно».

18. И качали головами в такт умиленные графиня, и княгиня, и жена знаменитого писателя.

19. Суровым очертанием сидела сказка.

20. Она грустила.

1. И вот началось… углубилось… возникло… точно это были гаммы из неведомого мира, неизвестно, откуда возникавшие, замиравшие.

2. Точно это было само по себе, а трубившие и водившие смычками сами по себе…

3. Точно огни померкли. Благородная зала стала мала и тесна. Что-то с чего-то сорвалось… Стало само по себе…

4. И зала казалась странным, унылым помещением, а мерцанье огней невеселым.

5. И многочисленные лица слушающих казались рядом бледных пятен на черном, бездонном фоне.

6. Эти лица были серьезны и суровы, точно боялись люди уличить себя в постыдной слабости.

7. А это было сильней их всех.

1. Звуки бежали вместе с минутами. Ряд минут составлял время. Время текло без остановки. В течении времени отражалась туманная Вечность.

2. Это была как бы строгая женщина в черном, спокойная… успокоенная.

3. Она стояла среди присутствующих. Каждый ощущал за спиной ее ледяное дыхание.

4. Она обнимала каждого своими темными очертаниями, она клала на сердце каждому свое бледное, безмирное лицо.

1. Это была как бы большая птица… в печали. И печаль не имела конца.

2. Эта печаль прокатилась тысячелетия. Тысячелетия лежали впереди.

3. Она облетела планетные системы. И планетные системы меняли свое направление.

4. А она была все та же и та же, спокойная, величавая, безжалостно-мечтательная.

5. Это была как бы большая птица. И имя ей было птица печали.

6. Это была сама печаль.

1. А уже среди резко очерченных туч стоял ущемленный, блестящий месяц. Он не оправдал ожиданий и ущемился ранее срока. Он все делал не по ожиданию, а по календарю.

2. Вот теперь он обманывал Москву, говоря, что летит среди неподвижных туч.

3. Но было обратно.

4. Между месяцем и бедной землей неслись тучи, неизвестно откуда, неизвестно куда.

5. Шумел северный ветер и сгибал молодые, нежные деревца.

6. В окне ресторана пьяный голос орал: «Плаачь, плаачь! Не тааааи ррррыданья… плаааачь, плачь, плачь! Не таи рррыдаааанья!»…

1. В тот час прикатил курьерский поезд. Из купе первого класса выскочил Макс Нордау.

2. Грозный Нордау оглядывал дебаркадер, бормоча еле слышно: «Die alte Moskau!» [64]