Где-то в половине второго ночи, оперативствуя, слышу по ГГС вызов: "Планшет, Парнику! Планшет? Планшее-ет!!?" Но Никола не отвечает, хотя это его обязанность. Ладно, отозвался я из кабины

"У", поговорил, а потом думаю - что с бойцом-то? Если в туалет вышел, так почему не доложил? Заглядываю в коммутаторную. Вижу картину маслом. Пьяный в лоскуты воин еле голову держит. Но службу несет, однако. Только вместо ДМШ отвечает в ватную рукавицу. Упорно так.

–  Слушает Планшет! Планшет слушает!

Вот ведь, паразит! Ведь в ноль часов заступая, они мне докладывались

–  трезвые были. И сейчас дизелист (я его вызвал для контроля) трезвый. Один, значит, этот голубь нажрался. Пришлось выгонять, подменять, аншефу докладывать… И так далее и тому подобное, по отработанной схеме.

Сразу замечу, потому что в этих установках своих я очень твердым был. Специально, ради искусства, я солдата на нарушениях никогда не ловил. Но если он мне попадался, то считал своим обязательным долгом его наказать. Или своей данной в тот момент властью или властью вышестоящего командира. Потому как, что означает "попался"? В первую очередь то, что этот прохвост не осознает в должной мере, что он совершил нарушение. Раз не принял мер к маскировке. Во вторых, попался он не кому-нибудь там, а лично м н е. Значит, это он от м е н я не маскируется. Неуважение лично мне проявляет. Наказать наглеца!

Ловить-то я не ловил, но приглядывать - приглядывал. Для того дежурный и поставлен. Чтобы не только боеготовность обеспечивать, но и происшествия минимизировать. Тут у меня иногда прямо что-то на уровне подсознания свербило, вроде Гласа Божьего.

Июль месяц. Сижу ночью в бытовке казармы, книжку почитываю, дежурную службу свою несу. Вот краем глаза заметил, как Петруччио, оператор СРЦ, на улицу вышел. В трусах и сапогах, в три часа ночи. В туалет, наверное. Минут через сорок что-то в мозгу зашуршало беспокойное. Спрашиваю дневального, возвратился ли боец? Отвечает - нет. В самоход в такое время, еще и в такой экипировке не ходят, да и парень надежный. К тому же Дедушка. Близ забора по деревне погулять мог бы и у меня отпроситься. Надо искать. Начинаю с туалета, выгребного, типа "сортир". Полсотни метров от казармы. Там же и нахожу. В яме, по горло в дерьме стоящим. Сбоку у туалета отмостка была совсем подгнившая. Воин до конца не проснулся, когда шел, вот и съехал в яму сквозь доски провалившись. Под ногами не твердо. Стоит, шаг вправо-влево сделать боится. Замерз, как бобик.

Поднял я наряд, вытащили. Дядя Коля Лехе кренделей напихал за отмостку. Ну, а если представить, что я бы не хватился? Жуть.

Перво-наперво, хрена бы мы его там нашли, в небетонированной яме кубов на пятнадцать. А если бы и нашли, какое потом письмо родителям писать? Погиб при исполнении, утонув в дерьме? Такой отличный парень. Да хоть бы и разгильдяй! Но, как говорится, Бог не допустил.

Поскольку все солдаты круглые почти сутки были на виду, быстро выяснялось, кто из них на что способен и от кого чего можно ждать.

Как положительного, так и безобразного. Потому очень скоро воин оказывался именно на той должности, в которой он мог принести максимум пользы или, на худой конец, минимум ущерба. Элитными были ребята в сменах операторов РС, два водителя - на хозмашину и командирскую и еще мальчики для ключевых мест во взводе управления.

И если у бойца голова варила, то ему многое доверяли. Тот же

Петруччио, мой, в какой-то мере, земляк (я в стройотряде на Целине был километрах в десяти от его родного поселка) сразу после школы целый год до армии учителем работал. Физики и математики в 6-х - 8-х классах. А в дивизионе почти полтора года в одиночку с СРЦ управлялся, за прапорщика-техника работая. И не один он таким был.

Человек шесть головастых срочников состояло в должностях техников, получая за это содержание в двадцать рублей.

К примеру, был у нас парень, Юра, призванный (как это тогда полагалось) на один год после окончания вечернего факультета ЛИАПа - института авиаприборостроения в Ленинграде. Сперва его, было, на коммутатор посадили, а потом решили - он же инженер, потянет и больше. И отдали в его распоряжение АУС. АУС - это абонентский узел радиорелейной связи. В принципе, все, что мы получали по проводу, в случае необходимости можно было гнать и по радио. Вот только АУС этот у Федора далеко не в начале приоритетной лестницы был. Потому и не жил толком, хоть и не помирал до конца. Юра же, кабину эту получив, неделю схемы поизучал, еще с недельку с ней повозился и заработала матчасть, как Золушка. На мачту ее двадцатиметровую потом только влезет, фишки почистит - и порядок. Зимой, конечно, удовольствие не большое, но не такое уж и частое. Кончилось же, однако, "по военному". Отломилось позже Юре его умение. Как и мне потом, между прочим. Обычно лучших бойцов увольняли первыми. Но тут хватились. "Помрет мужик, кто Россию кормить будет?" Замены-то Юре нет. И пришлось ему срочно себе преемника готовить из имевшегося

"подручного материала". Дембельнулся аж в двадцатых числах июня, а ведь мог бы еще до дня Победы.

Были ребята и не очень сообразительные. Но это еще не значит, что им применения не находилось. Дают мне в осенний призыв двух молодых на будку. Обоих из Оренбурга.

Первому, Казачку, двадцать уже. Призвался поздно из-за того, что положенного для призывника веса в 50 кг раньше не достигал. Закончил

8 классов и ПТУ по специальности "ремонт швейных машин". Недели через три выяснив, что этот недомерок ни соображать, ни даже отвертки в руках держать не умеет, сплавил я его в собаководы.

Второго спрашиваю:

–  Сколько классов закончил?

–  Восемь.

–  А работал кем?

–  Бондарем на нефтемаслозаводе.

–  А долго ли работал-то?

–  Пять месяцев.

–  Что же ты до этого-то делал?

–  В школе учился, восемь классов заканчивал.

–  Ну ничего себе!
– думаю.
– Как же ты у меня тут разберешься-то?

Однако оказался отличным парнем. И не тупым вовсе. К тому же шустрым, причем без того, что тогда в армии называли "борзостью".