— Мы думали, Эллери, ты умер во сне! — напустилась на него Эвелин Уолш, тут же начав пичкать его апельсиновым соком, яйцами, тостами, оладьями и чаем медного оттенка. — К сожалению, у нас кончились ветчина и кофе.

Похоже, Уолши не жалели свои продуктовые талоны. Эллери нехотя потягивал чай — он мечтал о кофе.

Лу Уолш предоставил ему выбор — отправиться вместе с ними к их приятельнице-кинозвезде на Холмы или остаться дома и поболтать. Зная, чем чреваты голливудские походы в гости в первый вечер нового года, Эллери предпочел второе. Они говорили о войне, нацистских концлагерях, работе Лу, который был партнером в агентстве по поиску талантов, но глаза Эллери вскоре начали слипаться, и Эвелин это заметила.

— Лучше отправляйся в спальню, пока мне самой не пришлось раздевать тебя, — сказала она.

— А вы с Лу пойдете на вашу вечеринку?

— Да. Марш в постель.

Когда Эллери открыл глаза, была уже вторая половина субботы. Он все еще чувствовал себя измочаленным до предела, а теперь к усталости прибавилась дрожь в руках.

— Что с тобой? — осведомилась хозяйка дома. Ей удалось раздобыть кофе, и Эллери с трудом удерживал чашку. — Ты выглядишь кошмарно.

— Не могу избавиться от усталости, Эвелин.

Лу Уолш покачал головой:

— Если ты так себя чувствуешь сейчас, Эллери, то как же ты выдержишь эти крысиные бега? Насколько я понял из слов этого парня из БВИ [2] , тебе придется работать на «Метрополитен», пытаясь выиграть войну в одиночку.

Эллери закрыл глаза и пробормотал:

— Пожалуйста, еще кофе.

На следующее утро Эллери явился в студию «Метрополитен» к девяти — по стандартам голливудских сценаристов, среди ночи. Он застал подполковника Доналдсона ожидающим его с холодной улыбкой на лице.

— Слишком активно отмечали Новый год, Квин? — осведомился подполковник. — Забыли, что кто рано встает, тому Бог дает? У меня здесь туговато с кадрами. Вы знакомы с Чарли Дайерсом?

— Привет, Чарли, — поздоровался Эллери.

Если Чарли Дайерс находился на работе в девять утра, значит, у подполковника Доналдсона действительно было туго с кадрами. Дайерс писал сценарии, когда крупный план был еще смелым новшеством.

— Привет, сынок, — отозвался ветеран, косясь в направлении кончика своего багрового носа на пепел сигары длиной в дюйм. — Добро пожаловать в корпус «Эсприда».

— Вам известно, Квин, чем мы здесь занимаемся? — спросил подполковник.

— Кто-то говорил мне вчера вечером, что сценаристы работают над темами, связанными с борьбой с мухами в столовых и венерическими болезнями.

Холодная улыбка стала ледяной.

— Тот человек сам не знал, о чем говорит. Венерическими болезнями занята другая группа.

Эллери бросил взгляд на Чарли Дайерса, но тот с невинным видом смотрел в окно, сквозь которое доносился медицинский запах эвкалипта. Все тот же старый Голливуд, если не считать мундира на человеке, который сидел за столом, подходящим по размеру для Де Милля [3] .

— У нас есть три месяца, — продолжал подполковник Доналдсон, — максимум четыре, чтобы подготовить двадцать сценариев: десять для военных и десять для гражданских зрителей. Цитируя китайскую поговорку, джентльмены, одна картина стоит тысячи слов, так что можете себе представить, сколько слов мы должны написать, чтобы снять эти фильмы. И сейчас не время для ошибок, — сурово добавил он. — Человеку свойственно ошибаться, но, когда идет война, приходится быть безгрешным. На территории этой страны не было войн с 1865 года, и большинство из вас просто не сознают, что мы можем проиграть. Но в моем кинотеатре война не будет проиграна. — В голосе подполковника зазвучали стальные нотки. — Мы должны работать объединенной командой, Квин! Помните, что я представляю вооруженные силы, Дайерс — студию, а вы... — Доналдсон замялся, казалось, что он не может найти нужные слова. — А вы будете работать с нами, Квин, подчеркиваю — не для нас, — и когда я говорю «работать», то имею в виду именно это!

И Эллери начал работать вместе с Чарли Дайерсом по двенадцать часов в день, а иногда и больше. Если состояние, в котором Квин приехал в Голливуд, можно назвать усталостью, то скоро он дошел до крайней степени изможденности.

Удобства, обещанные ему Бюро военной информации, в суматохе были позабыты, и слабо протестующий Эллери остался на постое у Уолшев. Но материнская забота Эвелин и ненавязчивое гостеприимство Лу не могли делать сносными даже уик-энды. Из-за требований подполковника вставать ежедневно чуть свет у Эллери выработался условный рефлекс, делавший невозможным поздний подъем даже в воскресенье. В итоге вместо отдыха после недельной работы Эллери весь день с ужасом думал об утре понедельника.

Еще хуже, чем горячее, пахнущее мятой дыхание подполковника Доналдсона над ухом, была необходимость переписывать сценарии. Как только Эллери и Дайерс брались за новый сценарий, старые возвращались с требованием купирования или переделки прежних сцен и добавления новых. По крайней мере дважды Эллери ловил себя на том, что вписывает эпизод не в тот сценарий.

Он и Дайерс уже давно перестали разговаривать друг с другом, за исключением ситуаций, требующих объединенных усилий. Каждый работал как проклятый. С серыми лицами и красными, как у альбиносов, глазами, они превратились в военнопленных, снедаемых вечной безнадежной ненавистью.