Валянский Сергей И.
Шрифт:
Какую же компенсацию мог бы потребовать каждый житель Земли, которому навязали этот «антитовар» — загрязнение? Реальная стоимость «антитовара» неизвестна так же, как и стоимость автомобиля, ведь она определяется через цену на рынке в зависимости от спроса и предложения. Давайте оценим психологический дискомфорт, созданный сведениями о парниковом эффекте, в сумму ежегодной компенсации в 10 долларов. Эта сумма не кажется слишком большой. Она скорее маленькая. Но и такая маленькая компенсация каждому из 6 млрд. землян означает, что автомобилестроительные фирмы должны были бы выплачивать суммарно 60 млрд. долларов в год. Это привело бы к такому повышению цен, что производство автомобилей сразу существенно сократилось бы. Изменился бы весь образ жизни Запада, и вот это бы реально притормозило развитие эколого-социального кризиса.
Если бы рынок был действительно свободным и наряду с получением дохода за товар производитель нёс бы расходы за произведённый им антитовар, многое в мире изменилось бы самым кардинальным образом. Ни о каких ста миллионах автомобилей в США не шло бы речи. Без сомнений, сброс загрязнений в биосферу — главную ценность всего человечества — и ограбление будущих поколений возможны лишь благодаря идеологической, экономической и военной силе Запада. Ни правды, ни справедливости, ни естественного закона в этом нет. Загрязнения навязывают всем живущим сегодня и тем, кто будет позже. А прибыль получают немногие и только сейчас.
Чтобы хоть немного понять, как и что происходит, рассмотрим «теорию энергетизма», или «энергетической стоимости товаров».
Мы уже говорили, что обычно экономисты исходят из предположения безграничности ресурсов Земли. Однако ещё в 1865 году вышла книга У. С. Джевонса «Угольный вопрос», в которой он дал прогноз запасов и потребления угля в Великобритании до конца века. Осознав значение второго начала термодинамики (впрочем, сохраняя надежды на возможность в будущем повторного использования рассеянной энергии), Джевонс дал ясное понятие невозобновляемого ресурса и указал на принципиальную невозможность неограниченной экспансии промышленного производства при экспоненциальном росте потребления минерального топлива.
Он писал:
«Поддержание такого положения физически невозможно. Мы должны сделать критический выбор между кратким периодом изобилия и длительным периодом среднего уровня жизни… Поскольку наше богатство и прогресс строятся на растущей потребности в угле, мы встаём перед необходимостью не только прекратить прогресс, но и начать процесс регресса».
Джевонс обратил внимание, что другие страны живут за счёт ежегодного урожая, а Великобритания — за счёт капитала, причём этот капитал не даёт прироста: будучи превращённым в тепло, свет и механическую силу, он просто исчезает в пространстве.
Книга Джевонса «пропала»; его выводы забыты.
В 1885 году Р. Клаузиус выпустил книгу «О запасах энергии в природе и их оценка с точки зрения использования человечеством». В ней он сделал такие ясные и фундаментальные утверждения о конечности ресурсов, что, казалось бы, экономисты просто не могли не подвергнуть ревизии все главные догмы политэкономической модели.
Но и на это экономическая наука закрыла глаза.
Сегодня многие знают имя В. Оствальда благодаря критике его Лениным, который поставил на нём клеймо противника материализма и приверженца «энергетизма», что было правдой. Но Оствальд высказывал и интересные мысли. Так, он заявил, что прогресс — это расширение источников доступной энергии и повышение термодинамической эффективности её использования. И опять экономисты отмахнулись, говоря: энергия ни при чём! Прогрессивно то, что дешевле, то, что побеждает в конкуренции! Важна себестоимость в денежном, а не в энергетическом выражении!.. Результат: для господствующих экономических моделей проблемы энергии просто не существует.
Но деньги как мера стоимости продукции искажают действительную картину затрат на производство продукции. Так, в Индонезии в феврале 1998 года случился экономический кризис: курс её денежной единицы по сравнению с долларов упал в пять раз. Значит, денежная стоимость продукции на её внутреннем рынке возросла в пять раз, но ведь её энергетическая стоимость, единственно реальная, оставалась прежней! Кризис был вызван определёнными действиями зарубежных банков. Но их деятельностью может создаться и более абсурдная ситуация: и производство продукции в стране будет расти и цена этой продукции будет расти, тогда как, согласно теории рыночной экономики, она должна снижаться.
Все эти парадоксы возникают оттого, что не учитывается стоимость природных ресурсов. Природа — непременная и постоянная участница любых социально-экономических процессов, причём её роль в них — первая и важнейшая уже хотя бы потому, что для жизни человека нужны вполне определённые условия по давлению, температуре, газовому составу атмосферы и т. д. Пока они находятся в допустимых пределах, мы их не замечаем. И только когда какие-нибудь природные параметры становятся для нас непригодными, начинаем понимать их роль и соображать, сколько будет стоить возвращение их к обычным значениям. Иначе перемрём все разом.
Но поныне для экономистов природные ресурсы не обладают стоимостью, поскольку в них не вложен труд человека. Они твердят, что стоимость появляется, лишь когда ресурсы перерабатываются человеческим трудом и превращаются в новые формы вещества и энергии. Карл Маркс, рассуждая о потребительной и меновой стоимости товара, сделал вывод. что потребительная стоимость, или благо, имеет меновую стоимость только потому, что в ней материализован абстрактный человеческий труд. И чем больше производительная сила труда, тем меньше рабочее время, необходимое для изготовления изделия, тем меньше овеществлённая в нём масса труда, тем меньше его стоимость. И наоборот, чем меньше производительная сила труда, тем больше рабочее время, необходимое для изготовления изделия, тем больше его стоимость. По Марксу, стоимость пряжи, изготовляемой на паровых ткацких станках, значительно ниже таковой же, но изготовленной вручную. Очевидно, что природная стоимость руды и энергии, из которых сделаны ткацкие станки, не учитывается.