Тем временем спутник молодого офицера сел на скамье у печи. Он не последовал примеру юноши и не снял плаща, а напротив, еще плотнее закутался в него. Он снял шляпу, положил ее рядом с собой на скамью, оперся руками на трость с золотым набалдашником и задумчиво смотрел на огонь. Пламя ярко озаряло его лицо. Лейхтвейс взглянул на него и невольно вздрогнул.

Он хотел что-то сказать, но удержался и обратился к молодому офицеру со словами:

— Мы будем защищать вас и вашего товарища и, если будет нужно, то пожертвуем даже жизнью для вас обоих. Пока этот дом стоит на месте, пока его не подожгут, нам нечего опасаться.

— Благодарю вас, — в сильном волнении ответил молодой офицер. — А если нам удастся отбить нападение кроатов, то вы можете рассчитывать на королевскую награду.

— Не в этом дело, — возразил Лейхтвейс, — мы не за деньги продаем нашу жизнь, а будем биться за вас потому, что вы наши гости и мы вам оказали гостеприимство.

Лейхтвейс отправился к своим товарищам в другую комнату, где разбойники уже заряжали ружья и готовились к бою. Выходя из комнаты, он расслышал, как старший офицер, сидевший на скамье, сказал спутнику:

— Молодец мужчина. Хорошо, что мы встретились с ним. Он храбр, и я думаю, мы справимся с кроатами при помощи его и его друзей.

— Не лучше ли, — отозвался Арман де Роже, — сказать этим людям, за кого они собираются сражаться?

— Нет, — решительно заявил старший офицер. — Это мы успеем сделать и после боя. А если кроаты нас перережут, то никто не должен знать, кто именно здесь погиб.

Между тем Лейхтвейс вошел в другую комнату и закрыл за собою дверь.

— Нас ожидает серьезная борьба, — произнес он. — Надеяться на милость кроатов не приходится, так как ими командует Батьяни. Но помимо этого мы обязаны биться до последней капли крови за тех, кого мы приняли у себя.

— Кто бы они могли быть? — недоумевал Зигрист. — По-видимому, они занимают высокое положение в рядах прусской армии.

— Очень высокое, — ответил Лейхтвейс с улыбкой. — Один из них назвал себя: это Арман де Роже, судя по форме, майор. Другой не назвал своего имени, но я и без того узнал его.

— Неужели ты знаешь его? — спросила Лора. — Почему ты сразу не сказал об этом?

— Да, я знаю его! — воскликнул Лейхтвейс, и глаза его заблестели. — Знайте же и вы, друзья мои, что за человек сидит у печи, углубившись в свои думы, пока враги пытаются захватить его. Это — Фридрих, король Прусский!

Разбойники чуть не вскрикнули от изумления. Но Лейхтвейс сделал им знак молчать и сказал:

— Король не назвал себя, а потому мы сделаем вид, будто не узнали его. Однако, друзья мои, пора! Слышите крики кроатов, которые ломятся в дверь? Скорей, товарищи! Покажем врагам великого короля, что на его защиту встал Лейхтвейс со своими друзьями!

Лейхтвейс с присущим ему в минуту опасности спокойствием отдал необходимые приказания и расставил своих товарищей по местам.

Дом был одноэтажным с мезонином. Лейхтвейс послал в мезонин Зигриста, Рорбека и Отто, приказав им открыть огонь из верхнего окна. Туда же отправилась и Елизавета, чтобы заряжать ружья. Сам Лейхтвейс, Лора и Бруно остались в нижнем этаже и заняли место у окон. У одного окна стояли Бруно и Арман де Роже, у другого — Лейхтвейс с Лорой. Сидевший у печи незнакомец в сером плаще одобрительно кивал головой, глядя на распоряжения Лейхтвейса. Сам он обнажил шпагу и положил ее рядом с собой на скамье, по-видимому, готовясь защищаться до последнего в случае необходимости.

Кроаты соскочили с лошадей. Двое из них остались позади, чтобы присматривать за лошадьми, а остальные двадцать восемь человек под командой графа Батьяни готовились к нападению на дом. Батьяни шел во главе всех, подбадривая кроатов криками, а нерешительных угрозами. Кроаты пытались разгромить ворота своими саблями, а так как ворота были отнюдь не крепки, то усилия нападающих вскоре должны были увенчаться успехом.

Но вдруг из мезонина прогремели три выстрела. Три кроата свалились. Вместе с тем выстрелили Лейхтвейс, Лора, Бруно и Арман де Роже. Почти все пули попали в цель. Лейхтвейс целился в голову Батьяни, но венгр в момент выстрела отскочил в сторону и остался невредим.

Тем не менее страшный урон, нанесенный кроатам в первые же минуты, заставил Батьяни дать приказ об отступлении. Кроаты, отходя назад, выстрелили из своих ружей в дом и медленно направились по шоссе к полю. Там они собрались вместе. Видно было, что Батьяни советуется с ними.

— Кажется, что негодяи затевают какую-то новую пакость, — сказал Лейхтвейс, обращаясь к Арману де Роже, выглянув наружу через наскоро просверленные отверстия в ставнях. — Посмотрите, они уходят в лес. Неужели они окончательно отступают?

— Кроаты отступают! — крикнул сверху Зигрист. — Должно быть, с них довольно полученного урока. Ура, друзья мои! Победа за нами!

Но Лейхтвейс не верил в успех: он достаточно хорошо знал коварство кроатов и не допускал мысли, что неприятель отступил, тем более, что Батьяни видел его и Лору. И действительно, Лейхтвейс оказался прав, не разрешив никому выходить из дома. Вскоре кроаты снова выехали из леса, причем каждый из них держал в руках по пучку горящего хвороста. Страшно было смотреть на этих дьяволов в красных мундирах, быстро мчавшихся на своих маленьких лошадках по полю, размахивая пылающими факелами.