Отряд туранцев под командованием Конана, спасаясь от преследующих их ягов, попадает на поле синих маков, которые усыпляют людей смертельным сном. Конана спасает ворон, священная птица киммерийцев — ему удается разбудить своих воинов, и они выбираются с проклятого поля.
Силы почти оставили его. Уперев ноги в землю и напрягая мышцы, Конан снова и снова пытался оторваться от предательского монолита, от этой пленившей его железной колонны. Тщетно! Чудилось, еще немного, и вздувшиеся, словно корабельные канаты, мускулы варвара преодолеют силу чар, и тяжелеющее тело оторвется от темной полированной поверхности; однако странное колдовство, которое держало его здесь, всякий раз оказывалось сильнее.
Со всхлипом протолкнув воздух в горящие легкие, Конан вывернул шею и уставился вверх - на медленно сползающий по гладкому боку монолита полупрозрачный студень.
– Сэт забери проклятого этого Фенга!
– выругался он сквозь зубы. Широкий лоб киммерийца покрыла испарина, доспех, словно живой, медвежьими объятьями давил на грудь, а руки и ноги будто бы обратились в тяжеленные бревна.
Конец!
– промелькнула в голове Конана мысль. Зарычав от ярости, он погнал ее прочь. Если б у него было хоть несколько мгновений, чтоб дать отдых уставшим мышцам! Если б проклятый панцирь не сжимал стальным обручем его ребра! Тогда бы он, пожалуй…
Нож!
– вдруг всплыло у него в памяти. Где-то тут должен быть нож!
С трудом ворочая головой под тяжелым шлемом, Конан вновь принялся озираться и вскоре обнаружил ржавый клинок, прилипший к колонне неподалеку от его правого локтя.
Так! Теперь осталось лишь протянуть руку… Медленно, точно продавливая каменную стену, варвар ухитрился сдвинуться чуть в сторону, пока наконец непослушные пальцы не сомкнулись на шершавой рукояти ножа. Закусив губу до крови и стараясь не обращать внимания на зловонный запах надвигавшейся сверху твари, Конан осторожно потянул нож к себе.
С сухим треском острый кончик отломился, однако большая часть лезвия вместе с рукоятью осталась в руке у киммерийца. Сердце его возликовало! Заставив себя не глядеть вверх и не думать о том, что скользкие щупальца стерегущей монолит твари уже жадно ощупывают навершие его шлема, Конан начал яростно кромсать ремень, скреплявший нагрудник с остальной частью доспеха.
Но крепкий кожаный ремень упорно сопротивлялся его попыткам. Он был прочен, как якорная цепь! Не веря собственным глазам, Конан вновь и вновь царапал его ржавым лезвием, но на темной, покрытой сеткой морщин поверхности кожи всякий раз оставался лишь какой-то рыжий порошок: пыль - не пыль, труха - не труха…
– Кром! Да что же это?
– заорал он, терзая непокорный ремень, и немедленно в голове сложился ответ - как будто кто-то, с ехидной ухмылкой наблюдавший за его усилиями, решил подсказать, в чем дело. Несомненно затем, чтобы гнев его, отчаянье и муки усилились еще больше!
– Это стирается твой нож, твой ржавый нож, - услышал ошеломленный киммериец. И правда: только сейчас он заметил, что проржавевшее стальное лезвие постепенно истончается, тает, как утренний туман, превращаясь в неровную дорожку бурого порошка…
Заревев, словно смертельно раненный буйвол, Конан отбросил в сторону бесполезное орудие и титаническим рывком едва не выворотил столб из земли. Но было поздно: ядовитая тварь мутным водопадом стекла ему прямо на лицо, залепляя глаза, рот, уши, ноздри белесой слизью, жгучей, словно кипящая смола. Захлебываясь собственным криком, Конан вонзил внезапно освободившиеся руки прямо в облепившую его мутную жижу и… проснулся.
– Господин, эй, господин!
– кто-то тряс его за плечо.
– Что случилось? Что с тобой, во имя Митры?
– Ничего, - буркнул Конан, чуть приоткрыв глаза и, убедившись, что перед ним всего лишь десятник Джалай-Арт.
– Плохой сон, - добавил он, переворачиваясь на спину и зевая во весь рот.
– Чего только не приснится в этих поганых горах! Уже рассвело?
– Да, господин. Рассвет, как задница Нергала - серый и холодный… - осунувшееся и потемневшее от усталости лицо Джалай-Арта болезненно сморщилось, но Конан, не дав ему открыть рот, тут же приказал:
– Поднимай людей, ослиный хвост! Нам уже давно пора в седла. Шатры и мешки бросить, на коней, и деру! Иначе все будем у Нергала в заднице!
– Но, господин, люди измотаны… - Из всего отряда наемников, подчиненных Конану, один лишь Джалай-Арт, правая рука и верный помощник, осмеливался иногда спорить с ним. Обычно киммериец относился к этому с философским спокойствием - на то он и помощник, чтобы изредка шевелить собственными мозгами, однако ночной кошмар не располагал к спорам. Пожалуй, для сегодняшнего утра это был бы явный перебор.
С трудом подавив разгоравшийся гнев, Конан уперся в лицо десятника синими льдинками глаз и процедил сквозь зубы: