Утонет свет поблекнувшего дня,

Мои мечты, как мертвые в Бретани,

Неумолимо бродят вкруг меня.

Надежды, осужденные заране,

Признания, умершие — стеня,

Утопленники в темном Океане,

Погибшие навек из-за меня.

Они хотят, в забвение обиды,

Молитв заупокойной панихиды.

Моих молитв, о, Боже, не отринь!—

Ушли. Любовь! Лишь ты уйти не хочешь!

Ты медлишь? Угрожаешь мне? Пророчишь?

Будь проклята! Будь проклята! Аминь!

Есть мною струй в подлунном этом мире,

Ключи поют в пещерах, где темно,

Звеня, как дух, на семиструнной лире,

О том, что духам пенье суждено.

Нам в звонах наслаждение одно,

Мы духи струн мирских на шумном пире.

Но вам, врагам, понять нас не дано,

Для рек в разливе надо русла шире.

Жрецы элементарных теорем,

Проповедей вы ждете от поэта?

Я проповедь скажу на благо света,—

Не скукой слов, давно известных всем,

А звучной полногласностью сонета,

Не найденной пока еще никем!

Люблю тебя, законченность сонета,

С надменною твоею красотой,

Как правильную четкость силуэта

Красавицы изысканно-простой,

Чей стан воздушный, с грудью молодой,

Хранит сиянье матового света,

В волне волос недвижно-золотой,

Чьей пышностью она полуодета.

Да, истинный сонет таков, как ты,

Пластическая радость красоты,—

Но иногда он мстит своим напевом.

И не однажды в сердце поражал

Сонет несущий смерть, горящий гневом,

Холодный, острый, меткий, как кинжал.

Я не из тех, чье имя легион,

Я не из царства духов безымянных.

Пройдя пути среди равнин туманных,

Я увидал безбрежный небосклон.

В моих зрачках — лишь мне понятный сон,

В них мир видений зыбких и обманных,

Таких же без конца непостоянных,

Как дымка, что скрывает горный склон.

Ты думаешь, что в тающих покровах

Застыл едва один-другой утес?

Гляди: покров раскрыт дыханьем гроз.

И в цепи гор, для глаза вечно-новых,

Как глетчер, я снега туда вознес,

Откуда виден мир в своих основах!

Я знаю ненависть, и, может быть, сильней,

Чем может знать ее твоя душа больная,

Несправедливая, и полная огней

Тобою брошенного рая.

Я знаю ненависть к звериному, к страстям

Слепой замкнутости, к судьбе неправосудной,

И к этим тлеющим кладбищенским костям,

Нам данным в нашей жизни скудной.

Но, мучимый как ты, терзаемый года,

Я связан был с тобой безмолвным договором,

И вижу, ты забыл, что брат твой был всегда

Скорей разбойником, чем вором.

С врагами—дерзкий враг, с тобой — я вечно твой,

Я узнаю друзей в одежде запыленной.

А ты, как леопард, укушенный змеей,

Своих терзаешь, исступленный!

В башне с окнами цветными

Я замкнулся навсегда,

Дни бегут, и в светлом дыме

Возникают города,

Замки, башни, и над ними

Легких тучек череда.

В башне, где мои земные

Дни окончиться должны,

Окна радостно-цветные

Без конца внушают сны,

Эти стекла расписные

Мне самой Судьбой даны.

В них я вижу, как две тени

Обнимаются, любя,

Как, упавши на колени,

Кто-то молится, скорбя,

В них я вижу в быстрой смене

Землю, небо и себя.