Как мечта мечты,—

Предо мной стоит оно

В ризе темноты!

Песнями и гулами

Не во сне ль живу?

Правда ль, — с Мариулами

Встречусь наяву?

Словно сам — в хламиде я,

Словно — прошлый век.

Сказку про Овидия

Жду в толпе Алек.

Пусть кусками рваными

Виснут шали с плеч;

Пусть и ресторанами

Дышит чья-то речь;

Пусть и электрический

Над вокзалом свет!

В этот миг лирический

Скудной правды — нет!

1915

Предутреннего города виденья,

Встающие, как призраки, с угла.

В пустынном сквере мерные движенья

Солдат; огромные рога вола,

Влекущего на рынок иждивенья

Для завтрашнего барского стола;

Двух пьяниц распростертых отупенье;

Свет фонарей; свет неба; полумгла;

Во храме огоньки богослуженья,

Которым вторят вдруг колокола…

И вот, у низкой двери, с возвышенья

Ступеньки, подозрительно ала,

Ребенок-девушка, как приглашенье

Войти, кивает головой, — мила,

Как ангел в луже… Чувство сожаленья

Толкает прочь. И вслед летит хула,

Брань гнусная; а окна заведенья

Горят за шторами, как два жерла.

Там—смех, там—музыка, там—взвизги пенья…

И вторят в высоте колокола.

29 июля 1916

Плывем пустынной Ладогой,

Под яркой аркой — радугой;

Дождь минул; полоса

Прозрачных тучек стелется;

Закат огнистый целится

Лучами нам в глаза.

Давно ль волной трехъярусной

Кидало челн беспарусный

И с шаткой кручи нас

Влекло во глубь отверстую?

— Вновь Эос розоперстую

Я вижу в тихий час.

Но меркнет семицветие…

Умрет закат… Раздетее

Очам предстанет синь…

Потом налягут сумраки…

— Заслышав дальний шум реки,

К Неве свой парус двинь!

1917

То поспешно парус складывая,

То бессильно в бездну падая,

Напряженно режа волны,

Утомленный реет челн.

Но, свободно гребни срезывая,

Рядом вьется чайка резвая,

К тем зыбям летя смелее,

Где смятенье волн белей.

Вижу, не без тайной горечи,

Кто властительней, кто зорче.

Знаю: взор вонзивши рысий,

Птица мчит добычу ввысь.

1917

За полем снежным — поле снежное,

Безмерно-белые луга;

Везде — молчанье неизбежное,

Снега, снега, снега, снега!

Деревни кое-где расставлены,

Как пятна в безднах белизны:

Дома сугробами задавлены,

Плетни под снегом не видны.

Леса вдали чернеют, голые,—

Ветвей запутанная сеть.

Лишь ветер песни невеселые

В них, иней вея, смеет петь.

Змеится путь, в снегах затерянный:

По белизне — две борозды…

Лошадка, рысью неуверенной,

Новит чуть зримые следы.

Но скрылись санки — словно, белая,

Их поглотила пустота;

И вновь равнина опустелая

Нема, беззвучна и чиста.

И лишь вороны, стаей бдительной,

Порой над пустотой кружат,

Да вечером, в тиши томительной,

Горит оранжевый закат.

Огни лимонно-апельсинные

На небе бледно-голубом

Дрожат… Но быстро тени длинные

Закутывают все кругом.

1917

В светлом жемчуге росинок

Чаши бледные кувшинок

Тихо светят меж тростинок,

И несчетный строй былинок,

В тех же крупных жемчугах,

Чуть трепещут вдоль тропинок

Желтым золотом песчинок,

Ярко блещущих в полях.

Зелень, блестки, воздух ранний,

Травы, мирр благоуханней,

Дали, радуг осиянней,—

Что прекрасней, что желанней

Долго жаждавшей мечте?

Сердце — словно многогранней;

Исчезает жизнь в осанне

Этой вечной красоте!

Пусть наш мир зеленый минет,

Человек просторы кинет,

Дали стенами задвинет

И надменно в небо хлынет

Высота стеклянных крыш:

Но, покуда кровь не стынет,

Сердце счастья не отринет —

Ведать утреннюю тишь!

1916

Ландыш милый, ландыш нежный,