— Давай! — просипел Ворон.

И град стрел ударил в нападающих. Но не остановил грозного вала — что стрела для доброго до-спеха! Лишь немногие попадали, остались лежать да корчиться на голом, покрытом бурой травкой склоне. И еще град осыпал воев княжьих в лица и груди. А разом с ним полетели с ближней вершинки, да с другой, да с третьей в спины и на затылки дружинников камни, посыпались дротики каленые — то дальняя, верхняя засада в бой вступила.

Ворон отер пот со лба. Вытянул длинный булатный меч из ножен. Нельзя было дать врагу опомниться. Надо было его бить.

— За мной, браты!

Три десятка крепких и обученных островитян, опора воеводы, костяк воинства его, вскочили на ноги, побежали по пологому склону наверх. Опережая их ударила в дружинников еще туча стрел, за ней еще и еще. Посыпались валуны сверху, камни из пращей полетели. Вспенился грозный вал, взбурлил, остановился растерянно, сбиваясь в кучу, ощетиниваясь десятками лезвий, копьями…

— Сами вы в мешок попали! — пробормотал на бегу Ворон, потрясая мечом.

— О-орра-а-а!!! — гремело у него за спиной, рядом.

Три десятка отчаянных смельчаков неслись на врага, превышавшего их числом впятеро, может, и больше. И стоило этому врагу, воям Кроновым опамятоваться, собраться — все, конец, погибель неминучая.

И новый град стрел — седьмой залп, восьмой, девятый… Били без устали, не щадя рук, пока можно было бить, пока не схлестнулись две силы, малая, своя, и чужая, огромная, закованная в брони, набирающая ярь, закипающая от гнева и потому втрое страшная.

Не оборачиваться! Не оборачиваться! — сам себе твердил Ворон. И все ж таки обернулся: позади внизу разворачивали камнеметы… чтоб их! и уже шли к берегу струги, сжималось колечко смертное, задувало ледяным ветрищем с моря, туманилась, серела даль окоемная…

— Назад! Не сметь! Вертай к морю! — орал Ворон, но лишь сип вырывался из горла.

Он не видел, как первые мужи его отряда врезались в строй дружины Кроновой, как завязалась сеча, как осекся вдруг и прекратился град стрел — как по своим бить! — и верхняя засада затихла, то ли каменьев запас кончился, то ли своих жалели… повыскакивали с вершин малых, кто с чем ринулись вниз на подмогу — в основном подростки да деды, силы порастратившие за жизнь.

Только потом увидал он все разом, взъярился, вскипел духом, ринулся в гущу самую — как вторую молодость обрел, словно двадцать годков сбросил.

— Взять хотели?! Бери!

Он пронзил горло ближнему вою Кронову. Занесенный над его головой меч упал плашмя, бессильно, выскользнул из мертвой руки. Ворон перехватил его левой, и тут же всадил под ребра дружиннику дюжему, что вскинул обе длани, норовя обрушить свой меч на голову Стегну, Овилову племяннику… не будет открываться. И правой рубанул наотмашь — рукоятью отбивая удар смертный, а лезвием снося чью-то голову в пернатом шлеме.

— Держись рядом, браты! — заорал он, не щадя больного горла.

Сверху бежала подмога, старики да дети. Ворон злился. Все получалось не так, как он задумывал. Что делать, настоящих воев мало, кореванов лесных вовсе нет, а обученные поселяне… они и есть поселяне. Что ж, ему отдуваться.

И он отдувался. Рубился за семерых, сея вокруг себя смерть, не давая зайти сзади, сбирая воев своих спина к спине.

— Секи их, браты! Дави измену подлую! — кричал сотник Кроновой дружины, подзадоривал. — Нет предателям жизни на земле нашей! Секи!!!

Но его понукания не были уже никому нужны. Каждый бился сам за себя — опусти меч на миг, ссекут голову, одну-единственную. В раж и пыл боевой вошли обе стороны.

Подмога ненадолго отвлекла дружинников, два десятка выбежали наперерез, порубили половину, сами поредели. В сечу влилось совсем мало дедов да подростков, но и им честь да хвала, хоть немного на себя отвлекли сил, да все ж отвлекли, дали воздуха глоток глотнуть.

Дали Ворону отскочить в сторону, оглядеться, своих собрать да перун громовый из сумы выдернуть. Искру высек с третьего раза, руки дрожали — швырнул в самую гущу Кроновой рати.

— Ложись, браты!

Первым упал наземь.

Взрыв был глухим, вязким — как в воде разорвалось. Полетели повсюду куски плоти сырой, теплой, брызнуло кровью, ударило в носы гарью да вонью горючей.

Взвился над головами валун нежданный, обрушился в цель прямехонько, давя пришлецов незванных. Камнеметалка заработала. Ворон оглянулся — внизу тряс руками и орал что-то радостно Овил. Там готовились еще метнуть… развернули все же! негодяи! Ворон заскрипел зубами, застонал. Он видел, как идут к берегу все три струга — это был их конец. Развернули! Да какой толк здесь от валунов!

И верно, следующие два огромных камня не унесли ни одной жизни — теперь их ждали, видели и разбегались. Человек не струг, это тому нелегко прыгнуть в сторону, отскочить… Эх, Овил, Овил! Но бежать вниз поздно, надо с этими кончать!