Шаймердена".

Майор спросил номер команды и отправился выправлять отцу освобождение от армии. В военном билете папе записали неизлечимую глухоту на оба уха. До окончания войны отец на вопрос – почему не на фронте? – моментально вспоминал про мнимую тугоухость и переспрашивал: "Ась?"

Глухота в военном билете не помешала ему работать начальником канцелярии Председателя Президиума Верховного Совета республики.

Отец готовил председателю бумаги на подпись, напоминал о распоряжениях из ЦК, сортировал посетителей.

Однажды отца пригласили в НКВД и дали поручение регулярно докладывать, чем и как дышит Председатель. Позднее отец не говорил, подписал ли он обязательство о доносительстве. Без того было понятно: откажись подписать бумагу, он бы вряд ли вышел из наркомата внутренних дел.

Пришел отец домой со строгим предупреждением чекиста: никому ничего не говорить как о поручении, так и о самом вызове в НКВД.

Иначе – тюрьма. Папа был возбужден и вечером позвал лучшего друга на разговор. Не совета ради – что тут советоваться, когда дело сделано

– была нужда с кем-то срочно поделиться новостью. Отец взрослый человек, но не очень хорошо понимал, что с людьми делает страх.

Друг перепугался, или может решил, что отец провокатор. К тому же он отлично знал: о таких вещах категорически никому нельзя говорить.

Мало того, при разговоре присутствовала и мама.

Друг поспешил в НКВД.

Папу поместили во внутреннюю тюрьму. Матушка осталась одна с малолетними детьми и попыталась разжалобить чекистов. Она молила, плакала и уверяла следователя в том, какой ее муж ребенок, легкомыслие которого не следует принимать всерьез. Следователь сказав, что он все понимает, показал подписанное отцом обязательство о неразглашении.

Получалось, папу посадили правильно. По делу и по закону. Ни с какого конца к чекистам придраться было нельзя.

Мама пошла к Председателю Президиума. Час с лишним она рассказывала Председателю небылицы о том, что отец арестован чуть ли не из-за преданности своему начальнику. И, де, подписав обязательство, отец замышлял предупредить Председателя о том, как будет за ним приглядывать. Предупредить не успел – арестовали.

Председатель не отвернулся от отца и подключился к хлопотам по освобождению. Он хоть и был формальным правителем республики, но оставался при этом членом Бюро ЦК, союзным депутатом. Спустя шесть месяцев из тюрьмы отца выпустили. Следующим после освобождения днем семья – пока в НКВД не передумали – снялась с места и уехала в

Акмолинск.

В Акмоле отец устроился секретарем Облисполкома. Должность небольшая, но она давала многие выгоды. В сорок девятом у отца вновь случилась неприятность. В отдаленном колхозе папа выглядел едва ли не готовую к выбраковке лошадь. Эту то лошадку он и купил по госцене. Какая на самом деле при жизни была лошадь, никто уже не припоминал – мясо то съели. Но вот то, как отец придавал решающее значение непригодности лошадки в общественном стаде и никак не мог убедить в этом проверяющих, послужило причиной появления в

"Казахстанской правде" статьи "Враг колхозного строя".

Теперь надо было срочно уносить ноги уже из Акмолинска.

Семья вновь оказалась в Алма-Ате. На помощь пришел секретарь ЦК по пропаганде Ильяс Омаров. Отца Омаров знал еще по довоенным газетным публикациям. Секретарь дал папе должность редактора журнала. Издание печатало материалы для казахов, проживавших за границей.

В Акмолинске семья привыкла жить, мало в чем себе отказывая. В

Алма-Ате денег не хватало. Родители посовещались и отец сел за переводы. Так вслед за рассказами и появился на казахском языке гайдаровский барабанщик.

В 56-м папа подписал с издательством договор на перевод духтомного романа Степанова "Порт-Артур". Работал он увлеченно.

Исписав очередных листов пятьдесят, отец зачитывал вслух написанное маме. Матушка слушала внимательно и иногда прерывала чтение возгласом: "Танажылгарсын!" Папа ощущал, что маме не просто нравится написанное – в эти минуты она гордилась им – и от предчувствия, что открывает в себе самом нечто такое, что возвышало его в собственных глазах, приходил в радостное возбуждение. От магии слов он пьянел и с горящими глазами походив по комнате, понемногу остывал и вновь принимался за работу.

"Порт-Артур" – роман на полторы тысячи страниц – оказался доходным произведением. Слухи о папином гонораре поднимали папин авторитет. Где бы не заходила речь об отце, непременно находился человек, который спрашивал: "Сколько получил Абдрашит за перевод

"Порт-Артура"?

Место основной работы отца – Союз писателей находилось в двух кварталах от дома. Из сослуживцев чаще других приходили на обед

Сандибек и Ислам.

Дядя Сандибек писатель-сатирик приходил не столько отобедать, сколько обговорить с мамой, как лучше выкрутиться из очередного недоразумения с женщинами. На момент первого появления в нашем доме сатирик развелся с третьей женой. Детей у него не было. Охотницы до его кошелька и жилища время от времени объявлялись в редакции журнала, где он трудился, с жалобами. Претензии сводились к тому, что, де, писатель обманул, обещал жениться и получив свое, теперь не признает отцовства рожденного якобы от него ребенка.