– Иди сюда, – сказал Олег.
– Нет.

– Иди на минутку.

– Сейчас Сема придет.

– А мы в окошко его успеем увидеть.

Я села на его кровать, и он притянул меня к себе Поцеловал так нежно, что сердце Заколотилось где-то в горле. Потом еще и еще. Никто и никогда не целовал меня так. Все было прежде – похоть страсть, злость желания, но нежности мне всегда не хватало.

С жадностью влюбленных мы набросились на эти короткие минуты. Все во мне дрожало, когда он касался меня так бережно, словно я из фарфора. Послышались чьи-то шаги на улице, и я отпрянула.

– Кто-то идет, – сказала я.

– Ну и черт с ним!

– А если Сема нас застукает?

– Тем лучше. Тогда не надо ничего объяснять.

– То есть как?

– Ночью Сема ляжет на мою кровать, а я к тебе.

– И что?

– Когда под утро начнется канонада, я тихонько тебя возьму. Тихо-тихо. В таком грохоте никто не услышит. Даже Сема.

Я встала коленками на кровать и выглянула в окошко. На улице никого не было.

– Вот так и стой, – сказал Олег.

Он приподнял грубый свитер, который я одеваю прямо на голое тело, и стал гладить мою грудь так, что соски мои сразу отвердели. Я замерла, прижавшись лбом к стеклу, и мечтала только о том, чтоб эта минута длилась бесконечно. Мне было так просто и хорошо. Никаких мыслей. И тут я увидела в окошко Сему, прыгающего по деревянным доскам, брошенным в грязь.

– Наше время истекло, – грустно сказала я. Сема вошел, как всегда, шумно и велел нам собираться.

Вертолет летит во взятый накануне Шали.

Это был долгий и страшный полет. И невероятно красивый. Мы летели над дикими высокими горами в белых снежных мантиях, почти до самой границы с Грузией. Внизу лежал мир, исполненный яркого драматизма, ведь горы сами по себе драма. Я смотрела сверху на гладкую, сверкающую пелену снегов и вздрагивала, когда каменные стены вдруг обрывались в бездну.

А потом началось самое страшное. Вертолет пытался сесть в горах, вздувая лопастями вихри снега, но все время срывался в пропасть. И все приникли к иллюминаторам. Летчик был знаменитый Герой России, прославившийся тем, что сажал вертолет высоко в горах в самых недоступных местах на одно колесо, чтобы выбросить десант. Но сейчас он делал заход за заходом, и все напрасно. Горы не давались. Он садился и словно скатывался по снегу, как на санках, в бездну. И каждый раз у нас перехватывало дыхание.

Вертолет покружил над снежной лавой, словно разборчивая муха над куском торта, и улетел ни с чем.

Именно так отвечают они, получая награды. Они – это каста, элита, золотой фонд.

Краповые береты. "Крапленные кровью", как они сами объясняют. У них репутация людей, которые сначала стреляют, а потом задают вопросы. Мужчины из мужчин в апофеозе суровой и жестокой мужественности. Про них говорят шепотом, что руки у спецназа по локоть в крови, что в штанах у них вместо члена граната без чеки, что эти ребята из особой лихости могут есть ящериц и змей, собак и живых Лягушек, запивая их водкой. Они посмеиваются над болтовней и знают, что, когда зазвучит труба, каждый из них понесет свою жизнь в руке и швырнет ее в лицо смерти.

Отряд специального назначения "Росич" – один из самых известных в России. "Мы друг для друга больше чем семья, – говорит его командир Игорь. – И у нас свои законы. Мы вынуждены жить замкнуто, закрыто для окружающих, мы создали свой мирок, который помогает нам выжить, и очень им дорожим. Про спецназовцев говорят, что у них одна извилина, которая заканчивается анальным отверстием.

Пусть так. Но поверь мне, для того чтобы остаться в живых, надо уметь не только стрелять, но прежде всего думать".

Сам Игорь в свое время закончил физико-математическую школу с золотой медалью и думать не гадал, что судьба приведет его в спецназ. После того как он в течение многих лет возглавляет "Росич", изменения, случившиеся с ним, удивляют даже его самого.

– Знаешь, мы с женой недавно отдыхали в санатории. Там в лесу жила белочка, 'которая шла на руки ко всем, кроме меня. Что я только не делал! Я двадцать дней за ней гонялся с орешками, а она ни в какую. Будто чуяла опасность.

– Ты, наверное, таки поймал ее и свернул ей шею. Сознайся!

Игорь молчит и улыбается. На шуточки гражданских здесь не принято реагировать.

"Росичи" – сторонники самых жестких мер в отношении чеченцев. "Генерал Ермолов поступал просто: один выстрел из чеченского села, и все село сносилось с лица земли, – говорят они. – В Афганистане использовался тот же метод: если по колоне стреляли, уничтожался без разговоров первый ряд домов".

"Чеченцев надо вешать, чтоб болтались между небом и землей. Для них это самая унизительная смерть", – говорит один из "росичей", парень с ярко-голубыми глазами, и тушит сигарету в пепельнице, сделанной из гранаты (кто бы ни был этот умелец, ему не откажешь в смелости, – пилить гранату не каждый рискнет).