— Братва взяла в аренду одну шахту в Крыму, понял? — наконец выдал он.

— Угольную?

Кеша даже не улыбнулся. Он умел напускать на себя чопорный, непрошибаемый вид.

— Уголёк нынче не рентабелен, Юра… — он снизил голос до шёпота, — ракетную. Там второй день учения идут, с альянсом, как наших отбивать, понял?

Я начал догадываться. Но не подал виду.

— Нет! Не понял!

— Пол-лимона баксов отдали. Класс «земля-воздух». И пусковикам, хохлам, десять тыщ!

— Зелёных?! — подивился я жадности хохлов.

— Нет, наших, деревянных…

У меня отлегло от сердца. Кое-кто и за деревянные удавится. Хотя, по-честному, им не позавидуешь. Голь!

А ещё через три минуты, когда вся информация улеглась в мой возбуждённый мозг, я ощутил прилив лёгкого блаженства и расплылся в улыбке, которая со стороны наверняка была точной копией Кешиной.

— Пошли!

От могилы клана Кеннеди до выхода с кладбища было минут двадцать пешего хода. Надо было успеть. Ведь сообщение придёт сразу… Мы почти бежали, еле сдерживая радостную дрожь, распихивая толпы обкуренных или просто по жизни невменяемых оболтусов-тинэйджеров, которые с криками, банками, шариками и матрасными флажкам вприпрыжку, пританцовывая, шли навстречу. Тинэйджерам было и на кладбище клёво. Чего там!

Но нам было ещё клёвей. У нас такой клёв пошёл, что хоть при жизни памятники заказывай! Праздник души!

Я приехал на такси. Кеша на каком-то драном столетнем «линкольне». Конспирация! В него мы и уселись, протолкавшись сквозь музейно-шоповую толчею на выходе. Приёмник долго хрипел, сипел, музицировал рэпа-ми, роками, попсой… Мы переехали по Арлингтонскому мосту через серый Потомак, свернули налево от кукольно-огромного Линкольн-мемориала… только тогда из эфира прорвался более-менее внятный голос:

— …летевший из Израиля в Хабаровск. На борту находилось двести двенадцать человек и экипаж… в конце выпуска мы вернёмся к этой важной теме…

— Ты понимаешь что-то? — спросил я у Кеши. Он помотал головой. Нахмурился.

— …как установила наша космическая разведка, россиянский самолёт с пассажирами, возвращавшимися из Израиля, был сбит украинской ракетой над Чёрным морем… после инцидента с южно-корейским лайнером, сбитым русскими ПВО, это, пожалуй, самый громкий и крупный инцидент, вопиющий о необходимости немедленного взятия под полный контроль всех русских и украинских ядерных сил, пусковых установок и… все пассажиры и члены экипажа предположительно погибли… плач и стоны прокатились по Израилю и диаспорам Россиянии…

Кеша ударил по тормозам. «Линкольн» взвизгнул, остановился у обочины.

— Ну, хохлы! — процедил он сквозь зубы.

Я готов был убить Кешу. Всё было ясно без слов. Эти болваны долбанули не по тому самолёту! Гады!

Мы стояли у набережной Джорджтаунского канала напротив уродливо-округлого наворота Уотергейтского комплекса. Только полные идиоты-модернисты, местные шестидесятнички могли наворотить эдакое: Правда, раковина Уотергейта была посимпатичней улитки Гугенхей-мовского музея в Нью-Йорк-сити. Но стряпали их одни и те же недовинченные мозги с тремя спиральными извилинами. А этот недотёпа не мог остановиться в другом месте. Не вор в законе, а лох в благодати! Какой болван мог поручить ему такое дело! Я вспомнил вдруг чёрную тень, ночь, грозу… и мне стало зябко и неуютно.

— Вот гады! — Кеша ударил кулаками по рулю. — Плакали наши денежки! И этот хрен ушёл! Упорхал!

— Какие денежки! О чём ты?! Душегуб чёртов! Двести душ угробил, негодяй! — меня трясло от злости. — Невинных душ!

Кеша улыбался. Но сейчас его улыбка была жалкой.

— А кто узнает… чего ты катишь… — оправдывался он. — Ну, грохнули две сотни избранных… Да щас тыщами бьются… и не мы ж с тобой! Хохлы грохнули!

— Заткнись! — я был взбешён. — Кто хохлам заказ давал?!

— Хрен докажут! — гнул своё Кеша. — Я что, на пуск нажимал? Я тут, промежду прочим, с тобой, в Штатах, а не на полигоне… — Он начал нервно набирать номер на мо-бильнике. — Ну что, суки?! Кого грохнули… — Он долго слушал, кивал. Потом доложил мне: — Пацаны говорят, никого не грохали. На хохлов валят. А деятель уже приземлился… в Анкаре. Трап подают… Да хватит тебе! Никто не узнает!

— Совесть моя узнает, Кеша, — ответил я ему, — этого хватит. Ну, ты и гад! Ты что не знал, что мне отсюда через три дня в Москву, на сутки, а там в Тель-Авив, вот! — я вытащил из бумажника билет, где местом прилёта значился аэропорт имени Бен-Гуриона. — С какими глазами я на симпозиум припрусь? Мне что, удавиться теперь?!

Положение мое было хреновым.

Меня пригласили на эту уникальную встречу неспроста. Проблем в обетованной земле хватало. Русских евреев там травили с самым махровым и оголтелым антисемитизмом. Местные их вообще не считали за евреев. Дело доходило до геноцида. Первым в эти дела врубился Моня, когда приехал на «историческую родину» со своими розовыми мозгами. Ерец-исраэльская натура дала этому идеалисту хорошего пинка под зад и промыла извилины… Холокост он и есть холокост, хоть в Мюнхене, хоть в Тель-Авиве с Хайфой.

Впрочем, не будем забегать вперёд. Мы с Кешей не были избранными. Но мы не были и равнодушными. Ещё в девяностом, когда кипели страсти по нерушимому Союзу, я опубликовал в прессе нашумевшую статью «Подпишет ли Израиль союзный договор?» Уже тогда в иорданские палестины русскоязычных понаехало не меньше трети, причем треть эта была самой образованной и умной. Я лишь предлагал узаконить реальность, то есть ввести в Израиле русский вторым государственным языком и провести референдум по вопросу о вхождении Израиля в Советский Союз… и это было логично. Ведь тогда, вместо разгромленной и разворованной империи мы имели бы Державу от Красного моря до Аляски и Штаты в качестве шестёрки и дойной коровы. И что?! Золотой план урыли. Злопыхатели в Совдепии объявили меня злобным и пещерным антисемитом (идиоты-шлемазелы, что ещё можно сказать о них, цедрейт мишмот! [16] ). А русская община израильских евреев записала меня чуть ли не в национальные герои. И недаром. Ещё тогда я вступился за права наших в Израиле… С тех пор русских там стало намного больше, на каждом углу сплошь русская речь, русские вывески, как на Брайтоне или в Малаховке, основные мозги — русские… а гнобят с удвоенной силой и ещё больше… Ну кому было защищать бедных русских евреев на их обетованной земле, как не русскому национал-шовинисту?! И вот конгрессы, лекции, исторические изыскания, симпозиумы, борьба за права… грядущая и неизбежная русификация Святой Земли, где не будет уже ни эллинов, ни иудеев, а будет любовь и братство без всяких гоев и давидов-с-пращами, и Новый Храм, и Святая Русь от Евфрата до Шпицбергена (Груманта), и оливковые ветви на берёзках, вербные веточки на пальмах… И вдруг такой облом!