"Я здесь по-другому стал чувствовать жизнь, научился быть благодарным за красоту, – сказал мне доброволец Петр. – Горы, звезды, луна, одиночество – здесь много думаешь". Трудно представить, что на свете есть такое величие, как горы Боснии – зеленые сумерки леса край партизан, прозрачно-синий горный воздух, звон колокол чиков (их привязывают на шею лошадям), стада барашков с кроткими глазами. Красота, которая несет в себе утешение примирение с несправедливостью жизни. На обратном пути дорогу нашей машине преградила мама-лошадь, кормяшая своего жеребенка в теплом свете звезд.

В Пале Бани и я перекусили чем бог послал в маленьком кафе. Там я встретила русского журналиста, корреспондента красной звезды" Александра Н., который только что вернулся и3 Сараева. Он с нескрываемым удовольствием описал мне все трудности и опасности, ожидающие меня завтра, и сказал, что на моем месте он бы и носа не сунул в Сараево. Я не раз наблюдала в "горячих точках", как журналисты, только что вернувшиеся с фронта, злорадно стращают своих коллег, собирающихся на войну. Каждый раз мне многозначительно говорили: "Мы тебе, девочка, не советуем туда ехать", как будто можно написать материал, сидя в теплом месте. И теперь в Пале я выслушала все положенные благоглупости в надежде, что в конце концов Александр расщедрится и сообщит мне что-нибудь ценное. Основательно запугав меня, Александр наконец сказал: "Так как у тебя нет аккредитации ООН, то в мусульманское Сараево тебе попасть не удастся.

Единственный, кто тебе может помочь, – русский наблюдатель Игорь. Найди его, он что-нибудь придумает".

В полночь нас пригласили к местному влиятельному бизнесмену Милошу, другу Бани.

Я так хотела спать, что едва сдерживала челюсти от судорог зевоты, но Бани сказал, что отказаться неудобно. Милош оказался сорокалетним красавцем с проседью в роскошной бороде, он прекрасно говорил по-русски, так как учился в России пять лет. Его сластолюбивые бархатные глаза сразу раздели меня, снимая одну деталь туалета за другой. Он подсел ко мне и, обволакивая меня взглядом, стал нашептывать рискованные парадоксы и маленькие язвительные вольности. Мы начали с поэзии Цветаевой, а закончили собственными взглядами на мир. Вы такая же, как я, – говорил он томным голосом мне На Ухо, и его дыхание согревало мою кожу. – Вы, как кошка, юбите снимать сливки с молока, оставляя обезжиренную идкость для дураков. Вы жадная до жизни и любите изде-аться над теми, кто слабее вас. Вы мните, что можете всех МанУть, но скоро начнут обманывать вас. – Что вы имеете в виду? – спросила я, поддавшись Ии этого сладкоречивого хищника. с Вы ведь замужем, правда? И любите своего мужа – я л У ° вашем чувстве по тому, как вы меняетесь сейчас в е при одной мысли о нем. Итак, вы здесь, он там. Все просто. Я уверен, что он обманывает вас в разлуке. Я не его, но я чувствую вас – если он не глупец, он должен нять, чтобы сохранить вас для себя.

– Я не сторонница парадоксальных высказываний, тем более в любви. Они не более чем игра слов. И вообще вы за ходите слишком далеко. Мы едва знакомы. Что вы, собствен но,себе позволяете?

– Не цепляйтесь за общепринятые установки. Не важно что я знаю вас каких-нибудь полчаса, я вижу вашу душу, бессовестную и сентиментальную одновременно.

Мне захотелось стереть с его губ наглую усмешку и освободиться от напора его глумливого взгляда.

– Что за идиотский разговор! – сказала я, натягивая на лицо улыбку. – А взамен моему неверному мужу вы предлагаете себя?

– Да, моя милая девочка. Я очень умелый человек и неплохо бы обошелся с вами.

Но, кажется, вы мне не доверяете. Вот телефон, проверьте мои слова, позвоните мужу, его наверняка нет дома. Ну же, смелее.

– Я разговаривала с ним три часа назад.

– О, я тоже так поступаю со своей женой, когда уезжаю. Нежно беседую с ней по телефону, убаюкиваю ее ложью, затем выхожу из отеля и отправляюсь на поиски приключений.

– Вы сейчас похожи на змия, соблазняющего Еву.

– Вот как? Я вызываю у вас подобные ассоциации? Что ж, я польщен. И все же позвоните.

"Ты непроходимая дура", – убеждала я себя, набирая дрожащей рукой свой домашний номер, и через минуту услышала бодрый голос автоответчика.

– Он спит, – убежденно сказала я, встречая насмешливый взгляд Милоша. – В Москве сейчас два часа ночи.

– Вы сами не верите в то, что говорите. Позвоните еше раз, разбудите его.

– Идите к черту! – крикнула я, швыряя трубку.

Бани бросил на меня тревожный взгляд. Он тщился понять, что происходит, но вся сцена шла на русском языке, и догадался о ссоре только по выражению наших лиц.

– Я устала и хочу спать, – уже спокойным голосом сказала я. – Вы хорошо порезвились, я была удачной мишенью для ваших стрел.

– Я заказал для вас номер в гостинице, – холодно ответил Милаш. – Думаю, вам действительно надо отдохнуть.

Бани и я вышли на улицу, под россыпь звезд на небе. Луна блестела как жемчуг, освещая небольшие горные домики для туристов. Раньше здесь был лыжный курорт, но война превратила его в прифронтовую полосу. Я вдохнула всей грудью свежий воздух майской ночи и пришла в себя. "Все это чепуха", – громко сказала я, но на губах остался ядовитый привкус сомнений. Я ревновала, я отчаянно ревновала Андрея к одной мысли о его возможной неверности.

В номере гостиницы я до трех часов ночи пыталась открыть кодовый замок моего дорожного сундучка. И поскольку я забыла код, мне пришлось будить мужчину из соседнего номера, который перочинным ножом взломал мой хорошенький сундук. Это происшествие окончательно испортило мое настроение. Укладываясь спать, я мучилась одной мыслью: "Надо же было мне влипнуть! Думала, что все на свете пустяки, и так напоролась на любовь!" 3о мая. Утром мы вяло позавтракали хлебом с вареньем и чаем и отправились в путь. В яркой, густой, по-летнему ослепительной голубизне неба чувствовался праздник. Нас было трое – Бани, я и сербский писатель с русским именем Иван, ехавший к родственникам в Сараево и согласившийся выступить один день в качестве переводчика с сербского на русский.