Вежливо обсудив с нами дела, Абдулов вдруг обратился моей подруге:."Вы, наверное, хотите посмотреть спектакль. Пойдемте, я вас провожу". Растерявшаяся Юлия что-то промычала в ответ и подчинилась настойчивому предложению. Когда мы остались вдвоем, Абдулов запер дверь на ключ. Я пыталась лепетать что-то протестующее, но под первым пая целуем растаяло мое слабое сопротивление. Второй сексуальный опыт оказался менее удачным и принес и мне. И ему! одно разочарование.

Все во мне бунтовало: мужчина, не заглянувший хотя бы из любезности в душу женщины, не имеет права на ее тело. Выставив наружу колючки своего цинизма, Абдулов берет! женщин, как случайную добычу. Не утруждая себя долгой прелюдией, он воспринимает таинство как приятную забаву, пробу сил. И все же это не его вина – его избаловали женщины, подобно мне забывшие свое достоинство, пусть даже на. Короткий срок, и расплачивающиеся за свои миражи.

Три года назад появился новый класс мужчин, который* привлек мое внимание, – богатые люди. Среди них оказались не только заурядные вульгарные толстосумы, но и муж чины недюжинного ума, такта и интеллигентности. Мои от ношения с бизнесменами – отдельный разговор. И раз уж я рассказываю о знаменитых людях, то позвольте мне вспомнить один забавный эпизод.

Однажды холодным зимним днем я ловила такси. Какой то приятный молодой человек притормозил свою машину и любезно предложил подбросить меня. По дороге мы разговорились. Мой новый знакомый сунул мне визитку: "Герман Стерлигов.

Биржа "Алиса". Мы поболтали о новом тогда деле – о биржах. Мне понравилось хорошее мужское честолюбие этого молодого человека и его страстное желание добиться успеха. От разговора о делах и деньгах мы плавно перешли к разговору о женщинах. Герман, по-видимому, чувствовал себя благородным странствующим рыцарем и утверждал, что никогда не унизится до того, чтобы покупать женщину. "Я готов ей помочь деньгами в трудную минуту, – сказал он. – Но ни в коем случае не буду требовать платы за свою услугу". "Если вы такой богатый и бескорыстный, – в шутку сказала я, – так помогите мне. Я сейчас на мели". Не раздумывая, Герман достал бумажник и спросил: "Сколько* вам нужно?" – "Ну, скажем, триста рублей" (по тем временам приличные деньги). Герман вручил мне эту сумму рублевыми купюрами, и на этом мы расстались. А на следующий день грянула денежная реформа, и эти 3оо рублей просто спасли меня от голода. Теперь я с удовольствием могу сказать, что эти деньги были благотворительной акцией биржи "Алиса".

Простите мне мою беспечную и стихийную откровенность. Мое поведение в те годы можно назвать безнравственным. Но я и мои подруги были так молоды, так наивны, что проходили через пламя греха, не обжигаясь. В книге любви мы прочитали только первую страницу и страстно хотели постигнуть смысл наслаждения. Мы любили свободно, как любят звери, и новый мужчина был новой жизнью. Мы видели множество рухнувших карточных дворцов, но никогда ни от чего не отказывались из страха испытать страдания. Зато наградой нам был опыт, достигнутый именно ценой страдания. Часто мы видели звезды, отражающиеся в болоте, и, пытаясь их достать, пачкались в грязи.

Я благодарна всем знаменитым людям, с которыми меня столкнула судьба, – тем, о которых я уже рассказала, и тем, о ком хочу умолчать. Одни дали мне чувство уверенности в себе, другие научили быть осторожной. Прошел период ученичества, когда было важно количество, а не качество. Сальвадор Дали писал об этом периоде: "Самым важным для меня тогда было как можно больше нагрешить".

В то время меня захлестнула романтика кабаков. Там я становилась сентиментальной, готовой заплакать или засмеяться по любому поводу. Мне нравились тонкие разговоры, которые были правдой только вечером, живописная подозрительная публика, деньги, выброшенные на ветер, пошлые кабацкие песни.

Разумеется, я, как девушка с хорошим вкусом, делала вид, что мне не нравится музыка такого сорта, но на самом деле под водочку нет ничего лучше блатных песен. В такие вечера умолкал голос сомнений по поводу моей безалаберной жизни и поднимали голову самые дерзкие желания.

Мне нравились кабачки, где собирались темпераментные южные мужчины. Их страсть к декламации превращает застолье в торжественный ритуал, сопровождаемый пышными речами. Напившись, они с большой серьезностью исполняют свои национальные танцы.

В одном армянском кабачке я потеряла голову, услышав протяжные, но в то же время очень Ритмичные национальные песни. Я не в силах была сидеть на месте и выскочила в круг, где танцевали только мужчины. Во мне все дрожало и пело, я звонко стучала каблуками, вскидывала голову, подмигивала, кружилась и кокетничала. Один армянин выхватил красивый кинжал и маленький платок и пошел на меня, как завоеватель, сверкая глазами. Ресторанная публика в восторге от такого спектакля окружила нас кольцом. Разгоряченные мужчины бросили нам под ноги пачки сторублевых купюр. Мы топтали настоящий денежный ковер. Когда танец закончился, я шепнула своему другу Анд рею, с которым пришла в ресторан, что нам пора уходить. "Если мы здесь еще посидим, – сказала я, – то меня так полюбят, что у нас возникнут проблемы".

Одним из моих любимых мест был ресторан в Центральном доме литераторов, в ЦДЛ. Меня приучил туда ходить мой отец, поэт. Когда он приезжал в Москву в качестве ответственного секретаря Хабаровской писательской организации на различные съезды и конференции, мы с ним непременно! отправлялись кутнуть в ЦДЛ на деньги, накопленные втайне от мамы. Эти походы сделали из отца и дочки двух заговорщиков.

В старинном и уютном зале ресторана собиралась забавная публика из столичных и провинциальных писателей, самоуверенных графоманов, переводчиков, студентов Литературного института, околописательских дам. Детское убеждение, что творческие люди питаются ароматом роз и лунным светом, быстро рассеялось.