Шрифт:
Ничто так не ломает семейные нити и узы, как крики и скандалы. В ревности больше самолюбия, чем любви.
Разошлись мы с ней как – то вдруг, все произошло само по себе, все к этому шло. Наверное, надоели уже друг другу
6. Улдуз.
Высокая, мощная, крепкая женщина. Некоренная бакинка, родом с провинции, но давно прижилась в Баку, привыкла, освоилась.
Она была женой военного, когда я с ней встречался, муж ее воевал в Карабахе.
Был ранен, контужен, восстанавливался в госпитале, заново на фронт.
А в это самое время его "благочестивая" супруга неплохо проводила время со мною.
Что привлекало меня в этой Улдуз?
Ее можно было поиметь где угодно? Не когда угодно, именно где угодно.
Как раз таки вытащить из дому ее было очень тяжело, у нее постоянно были отмазки. Но втыкал в нее свой хрящ я где угодно: в кабинете директора магазина, на водопроводной станции, прямо у труб, под тутовым деревом в лесу, в общем, везде, лишь бы желание было. Ее саму это возбуждало дико.
В один из таких дней она получила "похоронку", муж был сражен армянским снайпером. Пуля попала ему в сердце, скончался на месте.
После этого мне стало не по себе, не хотел я встречаться с ней.
Но она настояла, ее надо было отвлечь, мы с ней увиделись то ли в последний, то ли в предпоследний раз.
После дикого секса она выбежала на балкон, внизу шумел Баку как улей.
Ярко светило красное солнце, очень ярко. Оперившись о перила балкона, она жадно вдыхала воздух, глядела в небо, улыбалась, смотрела вниз на резвившихся детей.
Я также вышел на балкон, постоял рядом с ней.
Она обернулась ко мне, волосы рассыпались на глаза, на ее ужасно классные глаза. Я с ней общался долго, впервые видал ее такие дикие глаза. Глаза были уставшими, измочаленными, обреченными, но добрыми, чрезвычайно добрыми и светлыми.
Она тихо мне сказала:
– Я его почувствовала, он где – то тут, рядышком. Я его ощущаю.
Это он, мой муж…
– Ну…это уж и вовсе субъективно, Уля. Хотя на свете шесть миллиардов религий, так что может ты и права? – стал я смеяться.
– Я права, права. Это не случайно, Чина, не случайно! – она жадным взором искала в воздухе нечто.
Лицо ее светилось, но ее слова отозвались во мне тяжестью. Я оставил ее наедине со своим отсутствием.
…
Как тут не вспомнить фразу мудреца: смешное наносит чести больший ущерб, чем само бесчестие.
Но в любом случае я скучал по Улдуз. Про себя шептал:
– Уля, я хочу тебя!
А потом вообще раскис:
– Уля, прости меня!
7. Роза.
Эту женщину я вспоминаю до сих пор. Ей было тогда 25-26 лет, она была с деревни. Ее муж сидел в тюрьме за грабеж, приехала она с горного района в Баку к нему, принесла передачу, гостинцев.
Маленького роста, черненькая месхетинка. Муж с ней познакомился в
Казахстане, он служил там в Армии. Там женился, привел ее в Баку.
Роза была немного дурной, но чрезвычайно сексуальной. Ее сексуальность исходила от ее бесшумности, она вечно молчала, говорила слишком тихо, все делала медленно, аккуратно и тихо.
В тот душный июльский вечер я вышел на охоту женщин, хотел мяса, живого свежего мяса.
Было часиков 11 вечера, жара еще не спала, по прежнему дышать нечем.
Прошелся к садику Ильича, стоят у обочины пару такси, никого больше.
Гляжу, идет не спеша девушка. Низкорослая, какая то открытая, когда приблизился к ней, понял, что она весьма доступная.
Подходец, здрасти, то да се, предложил пойти ко мне домой, без проблем.
Пришли в квартиру, все как обычно: дежурные слова, винца, кофейку, в постель.
В постели она меня удивила своим пышным, но очень гибким телом.
Вроде она была худенькой, но тело было у нее что надо, как будто рождена была для секса.
Наклонившись вперед и сквозь ткань, я ухватил сосок левой груди губами.
Обхватил Розу за талию, потом, почти сразу, переключился на более лакомую и выпуклую часть тела, на ту, что пониже спины. И все продолжал терзать губами через ткань ягодку соска. Она часто задышала.
Нащупав нижний край платья, я, проникнув под него, сначала погладил ровную, нежную кожу ног, потом потянул вверх само платье.