Камердинер опять доложил: проситься Сулейман Рагимов.

– Скажи, пусть войдет.

Вошел Сулейман. Его там знали, как Сулейман Рагимов. Низко поклонился, поздоровался, чувствовал от волнения свое бьющееся сердце.

– Что ты расскажешь мне теперь, мой милый Сулейман? – (Озираясь по сторонам) Не все так гладко вокруг вас, как кажется, мой Президент.

– У меня врагов уж нет. Судьбу с Москвой я связать намерен снова. У меня с Москвой заглюченный договор, именно заглюченный. Я не боюсь того, кто говорит, что думает. Ведь я же демократ. Охотно я прощаю им их писанины, речи.

Илья Агаев был с Сулейманом на тонкой и деликатной ноге. Не как со всеми.

– А говорят, бывать войне – сказал Сулейман, внимательно высматривая Илью.

– Бывать, так бывать. Слишком часто разговоры принять мы рады за дела.

– Но важным людям важны вздоры. Нам по плечу посредственность одна.

– Война не вздор. И если быть войне, то я готов пролить не розовую, а красную кровь.

– Подчините мне войска, я сумею победить наших врагов. Я перережу армян всех до одного. Я будто лев, иль тигр, и жду я стаю зебр в пустынях Африки. Жду, но не дождусь!

Илья Агаев с интересом посмотрел на Сулеймана, их глаза встретились.

Сулейман смотрел не приятно. Это был не его взгляд, выражение глаз было напускное, не настоящее. Это была маска.

– Спасибо Сулейман (улыбаясь). Но ты же не военный! Теперь Азербайджан надолго огражден от всяких войн. Не люблю я воевать, люблю выигрывать я только. Незыблем мой престол. Как пишется в стихах:

Войной на азербайджанцев не надо идти в будущем, Каким бы сильным войско наше не было:

Сама земля их с ними заодно в бою. *-*Но мой правитель! Так не бывает, что все Вам как бы братья. Друг от друга прячут братья даже табак, не то, что земли. Какие братья? Мой правитель! Мне кажется, в лице страны какой – то нам нужен враг.

– Какой же именно страны, мой умный Сулейман?

– Хотя бы выберем Москву. Армения с Ираном будут в скобках. А главный враг – Россия, точнее, ее имперские амбиции.

– И что же это даст нам?

– Как что, как что, мой президент? За нас горою встанет сама Америка, а Турция вообще полюбит нас. США – это гора, гора Казбек, Эльбрус, и даже Джомолунгма!

– Идея хороша. Но что-то мне еще сказать ты хочешь? Не договариваешь, твои глаза мне подсказали это. Так говори ты без извилин, я слушаю тебя.

Он сердцем чувствовал неладное. Сулейман рассказал об Имаме. Это известие раздражило Илью. Он стал нервно закручивать усы.

– Нашелся ваш брат! Сюда он мчится! И требует своего!

– Как? Самозванец?!

Илья Агаев начал нервничать, из глаз его брызнул гнев. Он стал прохаживаться по кабинету взад вперед, из угла в угол, как лисица в клетке, как птица прыгает с одной стенки на другую. Он был ушиблен, придавлен, и черная тревога все больше сосала его сердце. Он почувствовал много мук впереди и заботился, как бы их обойти.

Чуть дальше его стоял Сулейман. Президент посмотрел в окно. За окном море, Каспий. Море было как полированная жаровня, светилась розовым светом, отражая последние лучи солнца. Президент покусал губы, повернулся.

– Значит, говоришь, в Губе этот самозванец? – протянув слово «самозванец».

– Так точно, господин Президент.

– А почему еще он не убит, или хотя бы не арестован? Что вы медлите?! – крикнул Президент.

– Наших ребят мы уже послали в Губу. Сегодня с этим самозванцем будет кончено.

– Ну – ну Я буду от вас ждать вестей.

Сулейман пошел гулять по парку в сторону вокзала. Оставшись один, наедине с собой Президент рассуждал:

«Не понял? Что за чушь? Какой еще Имам? Убить! Казнить! Хоть я не Мир-Джафар, но я не Эльчибей. Против воли придется быть строгим. Одной любовью решался я править, планировал быть демократом. Да и Запад давит на меня, как давят виноград, чтоб получить вино. Но я не сумею этим удержать людей, мне зубы показать пора! Я много лет с собою спорил. Да, я не чист душою, но этого я не позволю. Отец мой породил на свет своих змеенышей, и я их не признаю никогда».

Губа. Центральный сквер утопал в зелени и деревьях. Пели на деревьях соловьи, грачи. Был слышен трель кузнечиков.

Но гудела и толпа, собрались в парке жители района. Кругом шум и ропот.

Во главе толпы стоял Имам. Только что местные граждане голыми руками схватили несколько полицейских, которые пытались задержать Имама. Их обезоружили, прижали их к стенке и земле, как прижимают всякую домашнюю скотину, чтобы резать их для мяса. Минут через 15, с одним из главных сотрудников полиции беседовал Имам. Тот прибыл в Губу арестовать его, но стал арестантом сам. Он стоял перед ним, вытянутый в струнку, склонив свою головку вниз, но всем своим существом выжидая мгновенья на что нибудь понадобиться. Имам на него смотрел взглядом победителя.