Нас с Игорем поставили за многошпиндельный станок. Работать не трудно, в цехе пахнет сосной, а не металлом и маслом. В основном обрабатывается сосна. Все кузова грузовиков собираются из нее. Хотя есть рейки из лиственницы, березы. Наша задача – положить пятиметровую доску на стол и нажать кнопку. Доска автоматически фиксируется, и двенадцать сверл врезаются в дерево. Если под доску попала щепка или стружка, ближайшее к ней отверстие просверлится под углом. Это незаметно рабочему. А потом на главном конвейере, сборщики кузовов, молотками загоняют болты в отверстия.

В цехе по-прежнему стоят довоенные американские станки, для четырехсторонней обработки досок, один советский. Много профильных станков, сверлильных, пилы – циркулярки. Ко всем станкам сделано по нескольку отводов труб, для удаления стружки. Все отводы собираются в пучок под потолком цеха в большую метровую трубу. Стружка удаляется воздухом.

Постоянные рабочие приносят из дома деревяшки, чтобы обработать и несут домой из цеха деревянные обрезки и другую мелочь. На профильных станках можно сделать даже плинтус. Только его не вынесешь через проходную. Значит, другие пути есть. Служебный автобус после смены ждет рабочих внутри территории. А если приходится выходить через проходную, вахтеры не обращают внимания на сумки с обрезками.

Появилась разнарядка на главный конвейер в автосборочный корпус, и я пошел вместе с другими ребятами. Моя годовая норма уже выработана, месяц отработал, все равно: лишние деньги, да и после армии трудно привыкнуть к сидячей работе. Платят на конвейере по четыре рубля в день, а в отделе при этом сохраняется полный оклад. У нас не самое сложное место – сборка платформ. Вообще-то это кузов, но называется почему-то платформой. Мы устанавливаем борта, наживляем болты с шайбами и гайками и гайковертом закручиваем их. В конце конвейера аппарат с бесплатной газировкой. Сильно шипучая, покалывает на языке, хороша. На нашем конвейере много БНС-ников, на соседних – среднеазиатских и вьетнамских рабочих.

Обедаем мы в столовой в подвале бытового корпуса. В нее нужно идти длинными подземными коридорами.

Обед стоит шестьдесят пять копеек. Рабочие приходят за несколько минут до открытия, заранее платят в кассу и получают жетоны. Потом двери открываются. В зале все столы накрыты. Стоят стаканы с компотами, тарелки с хлебом тем и другим, тарелки со вторым и пустые миски для первого. Первое в котелках, чтобы не остыло в тарелках.

Посуда вся металлическая, как в армии, вилок и ножей нет, только большие ложки. На входе в зал стоит громила в заляпанном белом халате и фартуке, с бочонком. Рабочие проходят и бросают в бочонок жетоны и шайбы. Таким образом, экономится время. В любой другой заводской столовой нужно выстоять в кассу и столько же на раздаче. А здесь весь обед занимает пятнадцать минут. И пятнадцать минут остаются в запасе.

Позднее мне случилось работать в одном механосборочном цеху, кажется втором, у первой проходной. На конвейере, где собирают коробку передач. Сначала меня поставили на какую-то маленькую штуковину вроде фланца. Нужно наживить болтики с простыми и гроверными шайбами, обмакнуть каждый болтик в масло, поставить картонную прокладку и закрутить все разом гайковертом, свисающим сверху. Конвейер идет медленно, минут через десять останавливается по какой-либо причине. На полминуты. Это дает мне время подготовить следующую партию болтиков. Не отстаю и не тяжело, но времени покурить, совсем нет. Постоянно руки заняты. Курить удается только в обед. Через пару дней попросился у начальника участка перевести меня на другое место. Поставили в начало конвейера. Это место БНС-ника.

Оно считается тяжелым, а мне как раз. Раз в минуту кладу на конвейер новую коробку передач. Сначала на станок ее. Он проламывает пленку, закрывающую отверстие в коробке. Пленка образуется после литья. Из каждой минуты двадцать секунд я свободен.

В МСК-10 собирают какие-то небольшие коробки, красят их в серебряный цвет и сушат. Я работаю на вертикальном протяжном станке.

Он с грохотом строгает мелкую штуковину. Из шлангов льется молочного цвета охлаждающая жидкость, автоматически, конечно. В конце дня ладони усыпаны черными точками – это маленькие металлические занозы.

Они слегка пощипывают, но не мешают. Избавиться от них невозможно, только со временем, когда кожа поменяется. А в рукавицах работать нельзя по технике безопасности – может затянуть. В конце смены нужно вытирать станок и выметать опилки. На конвейере убирать рабочее место не нужно.

На следующий год, летом мы с Ларисой поехали в Юрмалу. Нашелся то ли знакомый то ли Ларисин родственник, работает в Юрмале торговым юрисконсультом. Он забронировал нам домик в кемпинге в Вайвари. Это местечко на западной окраине Юрмалы. Автобус останавливается. За остановкой в лес убегает тропинка. Через минуту перед нами кемпинг.

Случайно разбросанные летние домики, столовая, несколько туалетов с холодной водой. Банные кабинки, размером с телефонные, работают во вторник и пятницу. В эти дни к ним тянется очередь в сто человек.

Столовая с открытыми выходами на все стороны света. Ешь, когда удобно, заказывай, сколько хочешь.

Жилой домик поделен на две половины. Внутри две койки, розетка, стул, тумбочка, лампа. Соседи за стенкой тяжело сопят и скрипят пружинами. Всюду жизнь. Рижский залив в ста метрах. Шум его приглушен высокой дюной, тянущейся вдоль берега. Она обросла соснами, под ногами черника. По утрам бегаю по берегу. Полоска песка вдоль берега шириной до ста метров. Песок плотный у самой воды, именно тут все и бегают. Стоят столбики с указателем километров. А через каждые триста метров – урны. Бегу на восток два, три километра. Хорошо бы добежать, пока Солнце спрятано за большим кучным облаком. А когда развернусь, в спину будет не жарко. Слева вдалеке проплывает белый теплоход. Рано, на песке еще нет отдыхающих. Велосипедисты у воды сгребают водоросли в кучки.