Воспитанники смотрели на них с недоумением - программы обнимались, интересовались последними новостями и сетовали на то, как редко видятся. Все ожидали появления третьего учителя, но сифу Флибэтиджиббета так и не присоединилась к спектаклю.

–  Так значит вы, мальчики, решили на денек распрощаться с сетью и пожить нормальной человеческой жизнью, да? Молодцы, молодежь! Нужно тянуться обратно к природе! Нужно вспоминать, откуда мы вышли, нужно давать мозгу отдыхать от электронной пыли. А то вы выглядите, как незакрытый тэг. Главное - не давайте моей пигалице спать. Ей для контраста полезно будет.

Нянюшка попыталась подняться. Старик галантно подал ей руку, и вместе им удалось оторвать ее голографический зад от кресла. Хотя - вскользь подумал Рю - какой он, к чертям, голографический? Визуальный блок наносетевого терминала перехватывает сигнал, идущий по зрительному каналу, и обрабатывает его в соответствии с предустановленными фильтрами. В картинку комнаты добавляются проекции развешенных Никой картин, розовый нимб, который она незаметно подрисовала Флибу, порхающие в воздухе мультяшные бабочки и, конечно же, многотонный зад дородной нянечки. А потом обработанный сигнал отправляется в зрительные центры мозга.

Няня обнялась на прощанье со своей «пигалицей», а потом; ни с того ни с сего, подскочила к Рю и покрыла слюнявыми поцелуями его щеки. Кивнув на Нику, она пробасила:

–  Не забывайте плодиться и размножаться, как завещано. А то нам, несчастным наставникам, уже негде селиться.

Расхохотавшись на пару, учителя растворились в воздухе, оставив несчастного Рю краснеть и брезгливо оттирать щеки от несуществующих слюней. Ощущения от прикосновения напомаженных пухлых губ симулировались и исправно передавались в мозг. Рю казалось, что к его лицу прикасались щупальца дохлого кракена или замороженные слизняки. Флибэти ухмылялся, глядя, как его друг старательно трет физиономию рукавом и морщится.

Ника смотрела вслед растворившимся в стене наставникам и постукивала по клавиатуре своей чашки, отчего кофе вспенивался, закручиваясь водоворотом, и исходил облаками густого пара.

–  И вот, мы одни… Покинуты и обездолены… И красный соловей поет над нами… Ура!

Из макушки Ники вырвались разноцветные змейки фейерверков и тот самый красный соловей. Петь он не стал, заложил крутой вираж, влетел в стену и, расплющившись, превратился в собственную фотографию, которая тут же обросла деревянной рамкой.

Рю едва заметно улыбнулся - Ника никогда не пользовалась в мета-речи готовыми образами из библиотек, рисовала все тут же, при вас и для вас. Рю мог назвать все особенности ее личного акцента: много красного, фоном - все оттенки синего, и обязательно где-то мелькнет умышленным диссонансом крохотное изумрудное пятнышко. Реконструктор улыбнулся именно потому, что заметил в хвосте соловья одинокое зеленое перышко. Ника обычно сосредотачивалась на ощущениях плеч, ступней и ладоней, тогда как все выдавали только перцепции кончиков пальцев. В ее фразах никогда не было жарко, только легкая живительная прохлада. Еще у нее всегда пахло ягодами, а где-то на фоне едва различимо перезванивались бубенцы. Каждый раз, оказываясь рядом с Никой, Рю неосознанно начинал прислушиваться. Иногда она прятала звон поглубже - бубенцы могли обнаружиться в воспоминаниях только что нарисованной коровы или в книге с фотографиями музыкальных шкатулок - стоило вынуть их из картинки, как шкатулки начинали играть. Сейчас Рю обнаружил звон в звуках ее голоса - каждая фраза была завернута в прозрачную, едва различимую обертку озорных бубенцов.

Ее мета-речь засасывала в себя, скрывая от внешнего мира. Вилась тропинка прагматики, тут и там взвивались вверх спиральные лесенки ассоциаций. Разноцветными капиллярами серпантина стягивали небо и землю внутренние аллюзии, шумел в деревьях-интенциях переменчивый ветерок настроения. Редкие вербальные островки связывались навесными мостами метафор, и везде - внизу и вверху - колыхался океан увиденных Никой снов.

Пытаясь понять эту девушку, Рю разгонял сознание до предела, разделял на отдельные потоки и смотрел ее сны, перебирал как четки ее эмоции, мысли, воспоминания, пока не осознал, что все равно никогда не сможет увидеть ее всю. Это оказалось чертовски огромным - человек. Бесконечным.

Она не любила уходить в офф-лайн. Необходимость изъясняться одними словами она принимала с неодобрением, словно видела в этом некий позорный для человечества анахронизм, вроде поедания сырого мяса или добыванйяогня трением.

–  Эй…

Ника, не вставая с пола, бросила ему свой кубик. На всех гранях было написано одно и то же: «Я в Вашем распоряжении, граф».

От стоянки как раз отлетал рейсовый и Флибэти попросил пассажиров подождать. Тяжело дыша после короткой пробежки, они забрались в теплое нутро машины и расселись среди разномастной публики, возжелавшей посетить мертвый город. Знай люди заранее, как много найдется желающих побродить среди развалин, они бы законсервировали не один городок, а целый континент.

Попутчики попались крайне интересные и веселые. Большинство из них только сегодня спустились «на дно» с орбиты, что сильно сблизило их с Флибом. Целое «же» после четверти, к которой они привыкли на станциях, казалось им всем жутко неудобным. Флибэтиджиббет, забыв про все, завел свою извечную пластинку: ну ее, эту Землю, прилетайте к нам на Марс.

Обещал экскурсии, показывал виды с орбиты, раздавал семи-чувствия и лил елей на орбитальную станцию «Хоррор», которую гордо именовал искусственным спутником.