«Я думаю, что ты должен».

«Завтра мы можем пожалеть об этом».

«У тебя будет больше причин для сожаления, если Роран умрет, потому что он не мог владеть своим молотом, когда это потребовалось. Если ты используешь ресурсы вокруг нас, то сможешь избежать утомления».

«Ты же знаешь, что я очень не хочу делать этого. Даже разговор об этом вызывает у меня отвращение».

«Наши жизни важнее жизни муравья» настояла Сапфира.

«Не только муравья».

«А ты что - муравей? Не будь упрямым, Эрагон; это плохо закончится для тебя.»

С вздохом Эрагон положил посох и обратился к Рорану:

– Сейчас я вылечу твои раны.

– Ты можешь это сделать?

– Вероятно, да.

На мгновение лицо Рорана озарило волнение, он колебался и выглядел обеспокоенным.

– Сейчас? Ты думаешь это правильно?

– Как заметила Сапфира, лучше я потрачу магию на тебя, если есть шанс, что раны не будут стоить тебе жизни и это не подвергнет нас опасности.
– Роран приблизился, и Эрагон положил руку на красный шрам, открыл свое сознание, расширяя его, чтобы охватить деревья и животных, которые населяли ущелье, он боялся, что те были слишком слабы, чтобы пережить его магию.

Эрагон начал петь на древнем языке. Колдовство, которое он рассказывал, было длинным и сложным. Восстановление такой раны выходило далеко за пределы выращивания новой кожи, и было очень трудным. Эрагон полагался на лечебные формулы, которые он изучил в Эллесмере и запоминанию которых посвятил многие недели.

Серебристая метка на ладони Эрагона, гедвей игнасиа, пылала, раскаленная добела, поскольку он выпускал волшебство. Секунду спустя, он произнес непроизвольный стон, поскольку умер три раза - с двумя маленькими птицами, усаживающимися на насест в соседнем можжевельнике и со змеей, скрытой среди скал. Рядом с ним Роран закинул назад голову и оскалил зубы в беззвучном завывании, поскольку мышца его плеча вздрагивала и сокращалась под поверхностью изменяющейся кожи.

Затем все закончилось.

Эрагон вздохнул и уронил голову в ладони, используя то укрытие, которое они давали ему, чтобы вытереть слезы прежде, чем исследовать результат своей работы. Он видел, как Роран пожал несколько раз плечами, а затем покрутил руками, как ветреная мельница. Плечо Рорана было большим и круглым, результат многих лет, проведенных, роя ямы под столбы для забора, выкорчевывая камни и укладывая сено. Эрагон взглянул на себя, и его уколола зависть. Он, возможно, стал более сильным, но никогда не был столь мускулистым как кузен.

Роран усмехался:

– Она так же хороша, как раньше. А может даже лучше. Спасибо.

– Пожалуйста.

– Это было самым странным, что я когда-либо ощущал. Я фактически чувствовал, как будто меня выдирают из тела. И испытывал такой ужасный зуд; что еле удержался от крика.

– Дай мне немного хлеба из своей седельной сумки. Я хочу есть.

– Но мы только обедали.

– Мне нужно восстановить силы после использования волшебства.
– Эрагон вздохнул, затем вытащил платок и вытер им нос. Он вздохнул снова. То, что он сказал, было не совсем правдой. Его ранило воспоминание о животных, жизни которых забрало заклинание, а не волшебство непосредственно. Он боялся, что его стошнит, если он не утихомирит свой желудок какой-нибудь едо.

– Ты не болен?
– спросил Роран.

– Нет, - вспоминать о смертях все еще было тяжело, Эрагон достал флягу меда, надеясь перебороть поток болезненных мыслей.

Что-то очень большое, тяжелое и острое ударило его руку и пригвоздило ее к земле. Он вздрогнул и увидел один из когтей Сапфиры цвета слоновой кости, упирающийся в его тело. Сверкающая оболочка большого глаза уставилась на него. Спустя некоторое время она убрала коготь, и Эрагон забрал свою руку. Он сглотнул и снова взял посох из боярышника, пытаясь проигнорировать мёд и сконцентрировать свое внимание на чем-то материальном, вместо того, чтобы заниматься самоанализом.

Роран убрал начатую половину хлеба в свою сумку, затем сделал паузу и с намеком на улыбку сказал:

– У нас скоро не будет оленины. Я доем её в ближайшее время.

Он сглотнул слюну, вызванную кустом можжевельника, на котором были наколоты три куска золотисто-коричневого мяса. До чувствительного носа Эрагона доносился приятный острый аромат, который напомнил о ночах, которые он провел в лесах Спайна и о длинных зимних обедах, когда он, Роран и Гэрроу собирались вокруг печи и наслаждались компанией друг друга, в то время как снежная буря выла снаружи. Его рот увлажнился.

– Она все еще теплая, - сказал Роран, и потряс куском оленины перед Эрагоном.

Перебарывая желание, Эрагон покачал головой.

– Дай мне только хлеба.

– Ты уверен? Оно прекрасно: не слишком жесткое, не слишком нежное, и приготовленное с оптимальным количеством приправ. Оно настолько сочное, как будто кусаешь и прогладываешь полный рот лучшего тушеного мяса Илаины

– Нет, я не могу.

– Ты знаешь, что тебе понравится.

– Роран, прекрати дразнить меня и передай хлеб!