– "Опчество", "али как"… Что за детский сад?

Валяшко испытующе посмотрел на меня – мол, ну-ну, продолжай.

– Можешь сказать…, – я чуть улыбнулся, – сказать опчеству… что насчет командира беспокоиться не нужно. Не пропадете с ним. Понял? Да и Степан Семенович никуда ж не делся.

Боец хмыкнул. Потом слегка улыбнулся.

– Вот и я думаю – раз с лодки только вы трое спаслись, то это не хухры-мухры. И насчет Степан Семеныча правильно. Ну хорошо, если так. Врать не буду, полегчало… Но это только это между нами, а, Михалыч?

– Конечно.

– А насчет ящиков – главное, чтобы вода внутрь не попала, – снова громко сказал Валяшко. – Правильно я мыслю?

– Правильно, – кивнул я.

Вейхштейн, не подозревая о разговорах, которые ведутся о нем в "опчестве", шагал впереди, о чем-то оживленно беседуя с Радченко. Честно говоря, меня радовало, что он нашел общий язык со старшиной – не хватало нам еще раздоров из-за того, кому командовать. Но вот разговорчики бойцов заставили меня призадуматься. Конечно, солдаты имели право беспокоиться на этот счет, но вот то, что их опасения так сильно совпадали с моими собственными, одолевавшими меня по пути на прииск, меня пугало…

"Ладно, потом разберемся", решил я, и задвинул тревожные мысли на задний план. За оружием отправилось аж семь человек – Радченко, мы с Вейхштейном, и четверо бойцов: Саша Валяшко, Ваня Быстров, Леша Клушин и Миша Новиков, тот самый, который на пару со старшиной так ловко скрутили нас в наше второе ангольское утро. В поводу Миша вел кобылу Звездочку – смирную каурую лошадку, одну из трех имевшихся на прииске. Конечно, взяли ее не просто так – на обратном пути именно Звездочка должна была волочь на себе тяжелые ящики с оружием и гранатами.

Пожалуй, в отправке к берегу такого количества народу не было никакой необходимости – на прииске людям нашлась бы работа. Но Зоя и Радченко рассудили верно: работа работой, однако иногда и перемена обстановки необходима, чтобы люди на стенку не полезли. Впрочем, старшина не был бы самим собой, если бы не убил одним выстрелом двух зайцев – бойцы шли с оружием и сухим пайком на четверо суток.

– Будет вам вместо работы учеба, – обрадовал их Радченко. – Как товарищ Суворов говорил? "Тяжело в учении, легко в бою". Вот так и у нас. Ибо не прогулка это по парку с мороженым и каруселями, а боевая вылазка, уяснили? Вот и хорошо. Заодно и жиры свои порастрясете.

Где он нашел "жиры" у этих крепко сложенных, мускулистых парней, понять было непросто. Впрочем, ему виднее… Но и нам с Вейхштейном, чтобы особо не выделяться, пришлось взять автоматы и сидоры (они только так назывались, на самом же деле вместо привычного вещмешка нам выдали по довольно удобному квадратному ранцу, конечно же, без всяких меток и надписей) с припасами: повар Олейник напек в дорогу вкуснейших пирогов и выдал каждому по солидному куску вареного мяса и по караваю хлеба. Пироги мы уписывали по пути к берегу – а то пропадут на жаре, а мясо и хлеб оставались на обратную дорогу.

Прииск мы покинули 14 декабря. Согласно плану вылазки, прибыть на берег мы должны были во второй половине следующего дня, взять ящики, и сразу же отойти в саванну. Места безлюдные, но долго "светиться" на берегу – а уж тем более становиться там лагерем – все равно никому не хотелось. Потом мы планировали переночевать в одной из баобабовых рощиц (может быть даже в той, где несколькими днями ранее останавливались мы), и днем – в крайнем случае, вечером – 16-го декабря вернуться на прииск.

На прииске на дни нашего отсутствия была объявлена профилактика: Раковский и Анте, засучив рукава, шерстили свои "вотчины": электрику и машинерию, Зоя и Горадзе устроили масштабную ревизию запасов, Попов, как обычно, ввиду отсутствия пациентов пропадал на огородике, ну а на кухне у Олейника работа не прерывалась никогда. Оставшиеся же в лагере солдаты – Матвей Грищенко, Боря Клюйко, Гриша Кондратьев и Федя Яровец, а также наш бравый Данилов – только и могли, что обеспечивать охрану на вышках. Даже в секрет в эти три дня они не выходили, какие уж там рабочие смены…

Шли быстро – не в пример быстрее, чем мы плелись от берега до прииска. И дело было отнюдь не в том, что во многих местах мы шли под горку, спускаясь с предгорий к побережью, и не в том, что Радченко вел нас более коротким маршрутом, чем тот, которым мы шли на прииск. Несколько дней назад мы были буквально раздавлены случившимся, да и шли, по сути, наудачу, особо не надеясь на скорую встречу со своими – скорбь и неуверенность были словно чугунные гири на ногах. Зато сейчас вокруг были самые что ни на есть наши, советские люди, оттого и шагалось легче. Да еще Ваня Быстров, тащивший на плече ручной пулемет, оказался балагуром, каких поискать и, казалось, мог сыпать анекдотами и прибаутками день напролет. Саванна то и дело оглашалась взрывами хохота, и даже суровый Радченко временами прятал улыбку в усы.

Так и топали – левой-правой, час за часом.

Пекло солнце, на горизонте пылило стадо каких-то зверей – может, антилоп, а может быть даже и слонов, один раз странной подпрыгивающей рысью медленно пробежали жирафы. Они почему-то всегда казались мне самыми ущербными из животных – неуклюжие, несуразные, они вызывали жалость своими ломкими длинными ногами и неестественно вытянутыми шеями. С большого расстояния жирафы казались составленными из спичек скелетиками, и двигались примерно с такой же грацией. С другой стороны – лучше уж пусть вокруг бегают такие несуразные, но безобидные создания, чем грациозные хищники из семейства кошачьих. Львов и гепардов, насколько я понимал, в ангольской саванне обитает немало. Встречаться с ними не хотелось.