– Я? – Мне даже стало смешно от подобного предположения. – Абсолютный нонсенс. Вы не имеете права…

– Успокойтесь. В вашем случае это безопасно. Вы совершенно безвредны. Ваша потенциальная агрессивность подавляется вашим пассивным жизневосприятием и активизированной позицией наблюдателя. Вы не человек действия. Вас больше волнуют ваши мысли и ощущения, чем дела и поступки. Для активного вмешательства в окружающую жизнь вы слишком вялы и апатичны. Поэтому, повторяю, для человечества вы совершенно безвредны.

– И на том спасибо.

– Не за что. Но дело в том, что Управление нуждается не только в рядовых исполнителях. Нам нужны вдохновители, аналитические умы, способные генерировать идеи и просчитывать ситуации на много ходов вперед. И вот здесь вы могли бы проявить себя на все сто. Ваш изворотливый, агрессивный ум – вот, что нам нужно. Мы предлагаем вам должность штатного сотрудника в отделе прогнозирования и аналитики. Начав с низшей позиции, вы имеете все шансы быстро сделать карьеру, может быть даже стать во главе отдела, а в будущем… Впрочем, не будем загадывать. Вам нужна работа. Мы даем ее вам. Разумеется, с испытательным сроком – мы должны присмотреться к вам вблизи, так сказать, на производстве. Только должен вас сразу поставить в известность: вы заключаете с нами пожизненный контракт, и даже выйдя на пенсию будете находиться под контролем – это входит в условия договора. Затем, наша организация финансируется из госбюджета, поэтому на большие деньги рассчитывать, к сожалению, не приходится. Но зарплату выше средней мы обеспечиваем. И еще одно: вы даете подписку о неразглашении, нарушение которой жестко карается…

– Расстрелом? – Я чувствовал, что у меня внутри все переворачивается верх дном.

– Вы же понимаете, насколько это щекотливое дело, – туманно, но явно утвердительно ответил гость.

– Я ведь могу отказаться? Что тогда? Тоже убьете? Или дадите подписать бумажку о сохранении тайны?

– А сами как думаете?

– Я думаю, незаинтересованные свидетели вам не нужны.

– Совершенно верно. Да не волнуйтесь вы так. Я не предлагаю вам прямо сейчас соглашаться. Мы даем время все обдумать, сопоставить ваши принципы и потаенные желания с тем, что я вам здесь наговорил. Ровно неделя. Этого вполне достаточно. Ровно через семь дней я буду здесь в это же время. И предупреждаю: сбежать не удастся, слишком многое поставлено на карту – и у вас, и у нас. Это чтобы вы не делали лишних телодвижений. – Он поднялся с кресла, застегнул пиджак и направился к двери. – До встречи через неделю, Алексей Георгиевич. Не провожайте, я сам.

– Постойте, один вопрос.

– Да?

– Эти ваши акции диверсионные… они что же, ни у кого никаких подозрений не вызывают? Все шито-крыто?

Он даже усмехнулся моей наивности.

– Все операции максимально имитируют условия несчастных случаев. И не забывайте: у нас есть «крыша». Да дело и не в этом. «Крыша» не могла бы обеспечить защиту на всех уровнях. И информация все равно бы просачивалась во все щели. А дело-то в том, что нас не существует. Мы – солдаты невидимого фронта. Призраки и невидимки. Адью, коллега. – Он лихо повернулся на каблуках и скрылся из виду.

Не скоро я очнулся от своих мрачных дум, тяжело ворочавшихся в голове. Когда пришел в себя, заметил, что давно уже сижу в испарине и пот заливает мне лицо. На часах было одиннадцать, и за окном смеркалось. Я вышел на балкон и отрешенно понаблюдал за тем, как фиолетовое небо начинают усыпать бледные городские звезды. Потом принял душ и поднялся наверх.

Садиться на край, как обычно в последнее время, не стал. Мое убийственное состояние человека, вовлеченного в беспощадную и лютую игру не на жизнь, а на смерть, требовало вертикального положения. Я стоял недалеко от края, смотрел на город и чего-то ждал, сам не зная чего. И дождался… Сегодня ему не удалось, как вчера, приблизиться незаметно – я увидел его темную фигуру издалека. Очертаний различить не мог, но это движущееся пятно выделялось на ночном фоне большей плотностью и концентрацией темноты. Как и полагается психам, он шел по самому краю, как по канату, балансируя руками и изгибаясь из стороны в сторону. Но как я ни старался, шагов его я не слышал, и когда он, дойдя до меня, спрыгнул с бордюра, это произошло совершенно беззвучно, как будто у него на ботинках были поролоновые набойки.

– Прекрасная ночь, – начал он вместо приветствия.

– Превосходная.

– Я думаю, Карлсон, который живет на крыше, знал толк в недвижимости. Самое отличное место жительства – крыша. По-моему, городские власти много теряют на том, что оставляют крыши без внимания. Какая выгода могла бы быть от их заселения! Построить здесь маленькие домики вроде туристических и сдавать внаём. Красота! Ты как считаешь, может, сделать такое предложение муниципальным властям?

– А давно мы перешли на ты? – просто так, для проформы спросил я. Мне было все равно.

– Ну… я думал, вчера. Но если ты предпочитаешь церемонии, я могу и на «вы». Только ведь тебе это все равно?

– Безусловно. – Сегодня я не ощущал никакой неприязни к нему. Вчерашний разговор почти стерся из памяти под натиском сегодняшних событий, и сейчас я был даже рад присутствию рядом живой души. Да и он, кажется, был настроен иначе, чем вчера.

– Я вообще-то думал развеселить тебя. Физиономия у тебя унылая. Что, не сладко приходится?

– Как в Освенциме, – кисло кивнул я.

– Ты только не дрейфь. И из Освенцима можно сбежать, если поднапрячься.

– Ага. В трубу газовой печи. Легким дымком.

Он рассмеялся.

– Тут ведь главное что? Главное – понять, действительно ли этот твой Освенцим так страшен, как ты его себе малюешь. Может он такой же маленький и хлипкий, как карточный домик?

– Тебе когда-нибудь делали ультимативные предложения? Такие, что либо ты добровольно становишься дерьмом, либо добровольно же играешь в ящик?

– Насколько я понимаю, такое предложение сделали тебе. Поня-атно. А ты в этом уверен?