Мужчины, однако, решали этот вопрос по-своему.

Принятие клятв заняло полностью два дня. Не все пожелали связать тебя обещанием верности Артуру, и тех, кто отказывался сделать это, сразу казнили.

Я морщилась всякий раз, когда падал меч, потому что, хотя многие и пали, сражаясь против нас, казнь была чем-то совсем иным.

Но кровожадные кельты весело кричали каждый раз, когда откатывалась голова сакса, а то, что Артур находился среди них, увеличивало его авторитет.

Небольшая, но вызывающая ужас коллекция отрубленных голов украсила стену у ворот как напоминание любому, кто осмелится перечить Пендрагону впредь.

– Эта штука с каждым годом становится все тяжелее – ворчал Артур, снимая корону вечером и выискивая, куда бы положить ее.

Наша комната во дворце была необъятных размеров и уже столетиями служила последним местом отдыха для шкафов, столов, стульев и многочисленных кушеток. Наконец Артур повесил корону на спинку какого-то стула, и устало повалился на сиденье.

Где-то далеко, вокруг отрубленных голов, ссорились и хлопали крыльями вороны, вырывая куски мяса и хрипло каркая над каждым отвоеванным лакомым кусочком.

Я встала за спиной мужа, гладя его, чтобы снять усталость, и выражая сочувствие по поводу некоторых не очень веселых обязанностях правителя.

– Это часть работы, – ворчал Артур, потирая покраснение, которое оставила корона на его виске.

– Но так будет не всегда, – пробормотала я.

– Это зависит от них, – он сказал это коротко, властно отметая все дальнейшие разговоры.

Я поцеловала Артура в макушку. Можно было понять его нежелание открыто выражать свои чувства и даже смириться с тем, что я не находила у него поддержки, когда нуждалась в ней или когда у меня было плохое настроение, но такую бессердечность по отношению к тем, кто поплатился жизнями за нашу верховную власть, я не могла понять. Я раздумывала, не разучился ли Артур жалеть и сочувствовать и не убивают ли, в конце концов, многочисленные войны и беспредельная жестокость в борьбе за власть способность человека к сопереживанию.

– Давай ложиться, – сказал он, зевая и освобождаясь от моих объятий. – Завтра увидим, чем это кончится. Не могу дождаться пира, который подготовил Кэй.

Я молча кивнула, жалея погубленные жизни.

– Как жаль, что этого не видит Мерлин, он был бы доволен, – сказал Артур, когда мы сидели во главе роскошного пира.

Я положила свою руку на руку мужа и пожала ее в знак согласия.

Огромный зал дворца был полон света и красок. Везде были флаги, факелы, цветы, свежесрезанный камыш и ярко блестело золото. Зал поражал приехавших сюда своим богатством.

Женщины собрались самые разные – от хрупкой красавицы Изольды до пышущей деревенским румянцем молодой жены Пеллинора. Рыцари были такими же разными. И смуглый Паломид, и Гавейн, румяный и веселый, были всего лишь разными сторонами одного бриллианта. Они делали Круглый Стол красивым, как живой гобелен.

Несмотря на всю пестроту, двор, который я сейчас рассматривала, сходился в одном: самым главным в этих людях было то, что они являлись твердыми последователями и преданными союзниками короля Артура.

Нимю заняла место рядом с нами, и я подняла свой кубок, радуясь, что она может видеть, как претворяется в жизнь мечта чародея.

Когда убрали со столов, Дагонет пригласил выйти вперед Веху-шведа, потом прошел по кругу внутри стола, держа в руках большую серебряную чашу, в блестящих стенках которой отражался свет факелов.

Я затаила дыхание, узнав чашу Анастасия, – это был дар Артуру от короля франков, присланный им несколько лет назад. Из всей Восточной Англии только Веха остался верен договору с нами и не присоединился к войску Седрика.

Артур собирался щедро наградить его.

– Ты ведь не против? – шепотом спросил мой муж, указывая на сокровище, которое он собирался отдать.

Я покачала головой, думая о том, что, если блестящий холодный металл может обеспечить мирное будущее, я бы с радостью отдала всю серебряную посуду из королевских домов.

Посмотрев на чашу, я задумалась, что же будут делать варвары с этой изящной вещью. Я вдруг представила, как Веха, важно выступая, идет по Лондону, перед ним несут его знамя из перьев, а раб бьет в большую круглую чашу. Это было так забавно, что я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

Веха приблизился к нам с величайшей серьезностью, держа в одной руке свой рог с вином, а другой делая приветственный знак.

Поздоровавшись с Артуром как с равным, он повернулся и обратился к собравшимся.

– Прошу учесть, что не все саксы и вновь прибывшие являются предателями. – Латынь из его уст звучала странно, как будто это была речь, выученная наизусть, чтобы убедить членов Братства, что ему не чужда культура. – Достопочтенные иммигранты ценят гостеприимство своего хозяина короля, даже если этого не делают его соотечественники.