— Совершенно верно.

— Вы слушали весь ход дела, как он был представлен стороной обвинения? Вы находились в зале судебного заседания с самого начала?

— Да.

— Была ли эта тарелка, — спросил Билл, — и обгорелые спички, которые вы видели на месте преступления, хоть раз упомянуты стороной обвинения в ходе процесса?

— Нет.

Поллинджер вскочил, и в течение пяти минут шли жаркие прения между ним и Биллом перед судьей Менандером. В конечном итоге Биллу было соизволено продолжать допрос.

— Мистер Квин, вы известны в качестве специалиста по расследованию сложных преступлений. Можете ли вы предложить этой коллегии присяжных заседателей какое-либо правдоподобное объяснение происхождения этих обгорелых спичек, столь упорно игнорируемых обвинением?

— О да.

Последовали новые прения, на сей раз более затяжные. Поллинджер кипел как чайник. Но Эллери было разрешено изложить свою версию. Он дал такое же логическое обоснование невозможности использования вышеупомянутых спичек в целях прикуривания, что и Биллу несколькими днями раньше.

— Вы только что показали, — живо отреагировал Билл, — что в целях курения эти спички не могли быть использованы. Попалось ли вам на глаза во время осмотра помещения нечто такое, что могло бы дать удовлетворительное объяснение, с какой все-таки целью были использованы эти спички?

— Да. Был объект, осмотренный в ту ночь не только мною, но и начальником трентонской полиции Де Йонгом и его людьми. Состояние этого объекта позволяет делать неизбежный в данных обстоятельствах вывод.

Билл предъявил некий предмет:

— Речь идет об этом объекте?

— Да. Это была обугленная пробка, найденная на кончике ножа для разрезания бумаг.

Снова разгорелся горячий спор между прокурором и защитником, еще более затяжной, чем предыдущие прения. После серьезной полемики судья разрешил приобщить к делу пробку в качестве вещественного доказательства защиты.

— Мистер Квин, эта пробка была в обожженном виде, когда вы ее нашли?

— Безусловно.

— Она находилась на кончике ножа, которым был убит Гимбол?

— Да.

— У вас, как опытного криминалиста, есть гипотеза на сей счет?

— Есть только одно возможное истолкование, — сказал Эллери. — Очевидно, когда ножом был нанесен удар в сердце Гимбола, пробки на его острие не было. Следовательно, пробка была надета на кончик ножа убийцей после совершения преступления, а затем обожжена путем многократных поднесений горящих спичек, обнаруженных на тарелке. С какой целью преступник сделал это? Что ж, давайте посмотрим, что представляет собой обожженная пробка, надетая на кончик ножа. Она превращается в грубое, но эффективное орудие письма. Нож служит рычагом, а обугленная пробка на его кончике неким подобием грифеля, позволяющего оставить при нажиме заметные следы. Иными словами, преступница после совершения преступления написала что-то в известных ей целях.

— Почему, как вы думаете, убийца не воспользовался более простым средством?

— Потому что такового под рукой не было. У жертвы в момент совершения преступления также не было ни наполненной чернилами ручки, ни карандаша, ни какого-либо иного пишущего инструмента, не считая подарочного письменного набора, в который входила авторучка и чернильница. Однако и ручка, и чернильница в наборе были пустыми, будучи только что куплены в магазине. Если преступнице надо было что-то написать, а у нее не было пишущих принадлежностей, ей пришлось изобретать таковые, что она, собственно, и сделала. Пробка, разумеется, из самого набора. Преступница уже должна была предварительно снимать ее, по всей вероятности, чтобы совершить преступление. Так что она уже знала о ней еще до появившейся потребности что-то написать. Что же касается использования пробки, то есть как преступница сообразила использовать ее необходимым ей образом, то использование жженой пробки, например в театре, общеизвестно, так что не надо быть семи пядей во лбу, чтобы вспомнить об этом.

— Вы слышали, чтобы прокурор в процессе изложения обвинения хоть раз упоминал об этой пробке?

— Нет.

— Была найдена записка или нечто подобное письменному сообщению?

— Нет.

— Какие же лично вы можете сделать из этого выводы?

— Очевидно, ее унесли. Если убийца писал послание, оно кому-то было предназначено. Логично будет предположить, что этот человек унес с собой записку, и, следовательно, в данном деле появляется новый фактор, который до сих пор не рассматривался. Даже если убийца унес эту записку с собой, что абсурдно, сам факт привносит в дело элемент, выпавший из поля зрения прокурора.

В течение часа Поллинджер и Эллери пикировались у свидетельского места. Поллинджер утверждал, что из Эллери плохой свидетель по двум причинам: во-первых, он личный друг обвиняемой и, во-вторых, его репутация зиждется «на теории, а не на практике». Когда Эллери, наконец, был отпущен, и он, и прокурор буквально истекали потом. И тем не менее пресса единодушно отметила, что защита набрала важное очко.

С этого момента вся манера поведения Билла в корне изменилась. В глазах его появилась уверенность, которая начала передаваться присяжным. Было замечено, как номер два, остроглазый бизнесмен из Трентона, что-то горячо нашептывал своему соседу, человеку с отсутствующим видом, явно далекому от превратностей сего мира. Безучастность сменилась глубокой задумчивостью. Другие члены жюри также проявляли большую заинтересованность, чем в первые дни.