Рей поспешно убрал руку.

– Гм… Итак, если я правильно себе представляю, вы пробудете в городе достаточно долго? Вы намерены разобраться с наследством Гаса?

Саймон пожал плечами.

– Я еще не знаю, – сказал он. – Но сейчас я действительно перелопачиваю вещи Гаса.

– Не обязательно заниматься этим самому, – сказал Рей. – Я знаю женщину, которая может обо всем позаботиться. И как специалист по вопросам собственности сделает это очень профессионально, составит опись имущества и просмотрит все бумаги. Она выберет все, что имеет ценность, и перечень пришлет вам. Вы можете просто воспользоваться квалифицированной услугой. Ни пота, ни грязи, ни болезненных воспоминаний.

– Спасибо, но я попытаюсь сам. Я должен выяснить, что это за доказательство, на которое ссылается Гас в том электронном послании. А специалист по вопросам собственности может не распознать нужную вещь или бумагу, посчитав ее мелочью, имеющей сентиментальную ценность.

– Ха! – презрительно фыркнула Диана. – Сентиментальная ценность и Гас?

Саймон пристально посмотрел на нее, спокойно и прямо.

– Возможно, вы удивитесь, мэм. Но я обнаружил в его архиве несколько восхитительных женских фотографий. Он делал их время от времени, а эти, в частности, году в шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом. Там, наверху, возле водопада. Прекрасная работа.

Эллен с недоумением следила за этим непонятным диалогом, но она чувствовала, что речь идет о чем-то важном. Саймон, казалось, ожидал получить от Дианы ключ к разгадке.

Диана устремила вдаль холодный взгляд. Рей добродушно рассмеялся, как будто кто-то из них отпустил забавную шутку.

– Ну, нам пора, – сказал он. – Пойдем, дорогая. Парад вот-вот начнется.

– Сэр? – окликнул его Саймон. – Вы ведь ветеран вьетнамской войны, если я не ошибаюсь?

Лицом Рея овладело «раздумчиво-искреннее» выражение.

– Ну да. Я воевал во Вьетнаме.

– Вы когда-нибудь встречались там с Гасом?

Улыбка на лице Рея осталась незыблема.

– Нет, конечно, сынок. Почему вы спрашиваете?

– Чтобы больше узнать о его жизни. Хочу соединить вместе отдельные куски. Знаете, это любопытно, наподобие складывания детских кубиков.

– Иногда лучше оставить это занятие, – сказал Рей. – Смотрите в будущее, молодой человек.

– Возможно, вы попали в точку, – сказал Саймон. – Ну, не буду вас дольше задерживать. Наслаждайтесь парадом.

Они с Эллен наблюдали, как Митчеллы направляются к стадиону. Саймон обежал вокруг стола и обнял ее за талию.

– Странный парень, – сказал он. – Никак не могу его прочитать. Это все равно что читать пластмассовую куклу. Непонятно.

– Что все это вообще значит?

– Ты о чем? – с невинным видом спросил Саймон.

– О подводных течениях. – Эллен жестом указала на удаляющиеся фигуры Митчеллов. – Пытаешься их шпынять? Хочешь заставить их попрыгать?

Саймон поцеловал ее.

– А тебя это удивляет? Я, как выясняется, приехал сюда, чтобы завлечь тебя в водоворот жестокости! Я прихожу сюда и застаю их пытающимися стравить нас друг с другом. И после этого ты ожидаешь, что я буду лизать им ботинки?

Я не ожидаю, что ты будешь лизать ботинки кому бы то ни было. Но ты уклоняешься от моего…

– Ты очень привлекательна в этом длинном наряде. Это платье под старину такое строгое, почти экстравагантное. Скажи, ты была в полиции по поводу вчерашнего? – спросил Саймон.

Эллен прижала нос к его твердой голой груди, проглядывающей в треугольном вырезе открытой рубашки.

– Да, я разговаривала с Уэсом Гамильтоном.

– И он был любезен с тобой?

Она нахмурилась.

– Саймон, что за странный вопрос? В каком смысле любезен?

– В обычном смысле. – Саймон говорил веселым тоном, но его проницательные глаза внимательно следили за ней. – Он был вежлив, услужлив, уважителен? Все как положено?

– Разумеется, – ответила Эллен, озадаченная. – Он был идеально приветлив. Почему ты спрашиваешь?

– Да так, без особой причины. Мне нравится, когда люди любезны с тобой, малыш.

Саймон прислонился спиной к столу, скрестив свои длинные ноги в облегающих джинсах. Ее тело сжалось в тоске от желания. Он был такой красивый в тонкой белой льняной рубашке, застегнутой лишь наполовину на его золотистой груди. Его распущенные волосы шевелил теплый бриз, лицо затеняла отросшая щетина на бороде. Этакий enfant terrible, с непристойной улыбкой на губах, взывающей к сексу: «Вынь да положь мне прямо сейчас!» Это выглядело совсем неуместно. Ладно был бы в постели, жаждущий-страждущий. И совершенно голый.