— Нет! — резко остановил он их, хватая за руки.

— Говори, черт бы тебя побрал, — злобно рявкнул Мунн, отступая назад и засовывая в карманы сжатые кулаки. — Когда ты стала трахаться с этим подонком?

Она застучала зубами, не в силах говорить. Затем с трудом выдавила:

— Когда... ты... уезжал в командировку... в Аризону. Сразу после... нашей свадьбы.

— Где ты с ним познакомилась?

— На вечеринке.

— Как долго ты давала ему... — Он задохнулся, потом грязно и длинно выругался.

— Две... две недели. Пока тебя не было.

Он снова хлестнул ее по лицу. Она зарылась горевшим лицом в ладони.

— В моей квартире?!

— Д-да...

Его руки в карманах пиджака напряглись. Миссис Мунн смотрела на выпирающие бугры с застывшим ужасом.

— Ты писала ему письма?

— Только одно, — прошептала она.

— Любовное?

— Да...

— И ты сменила горничную, пока меня не было?

— Да. — В ее шепоте прозвучала странная нотка, и Мунн пристально посмотрел на нее.

Глаза Эллери сузились.

Мунн отошел обратно в рощицу и принялся расхаживать большими шагами, словно посаженное на цепь животное; лицо его стало мрачнее тучи. Тяжело дыша, женщина встревоженно следила за ним. Наконец Мунн остановился.

— Ты получишь свободу, — заявил он. — Я не собираюсь тебя убивать, понятно? Но не потому, что я размяк, ясно? Здесь отирается слишком много копов, — будь это на Западе или в Рио, я свернул бы тебе шею как цыпленку.

— О, Джо! Я не хотела сделать ничего дурного...

— Не ной! Я могу и передумать. Сколько этот ублюдок вытащил из тебя?

Она отшатнулась.

— Не бей меня больше, Джо! Почти... почти все деньги, которые ты положил на мое имя.

— Я оставил тебе десять тысяч долларов на траты, пока меня не будет. Сколько он получил от тебя?

— Восемь. — Она разглядывала свои руки.

— Это он пригласил тебя на Испанский мыс?

— Д-да.

— А я-то принял все за чистую монету. Каким идиотом я был! — со злобой сказал Мунн. — Полагаю, эта дура Констебль и наша хозяйка одного поля ягоды. С чего еще этой толстой корове прощаться с жизнью? Ты так и не получила от него назад это письмо?

— Нет. Нет, Джо. Не получила. Он обманул меня. Когда мы сюда приехали, он потребовал от меня... еще денег. Он хотел пять тысяч. У... у меня их не было. Он сказал, что я должна взять их у тебя, не то он отошлет письмо и... показания горничной тебе. Я ответила, что не посмею, а он засмеялся и сказал, что у меня нет выхода. А потом... кто-то его убил.

— И хорошо сделал. Только убивать его нужно было не так. В Южной Америке они мастера по этой части. При помощи ножа там творят настоящие чудеса. Это не ты пришила его?

— Что ты, Джо. Клянусь тебе, не я. Я... я хотела этого, но я не...

— Верю, что нет. У тебя на деле кишка тонка. Я тебя не обвиняю. Черт, у тебя пороху не хватило даже на то, чтобы сказать мне правду. Ты нашла это письмо?

— Я его искала, но... — она задрожала, — его там не было.

— Тогда оно в чьих-то руках. Кто-то тебя обскакал. — Мунн нахмурился. — Вот почему эта корова Констебль сиганула со скалы. Испугалась огласки.

— Джо. Откуда ты... это узнал? — прошептала блондинка.

— Пару часов назад позвонил какой-то гад и все мне выложил. Предложил купить письмо и показания горничной. За десять кусков. Угрожал. Но я сказал, нам не о чем говорить... вот так-то. — Он медленно поднял лицо жены вверх. — Этот ублюдок не знает Джо Мунна. Ему следовало бы обратиться прямо к тебе и заставить стянуть немного деньжат. — Его пальцы с силой впились в ее лицо. — Сели, между нами все кончено.

— Да, Джо...

— Как только с этим убийством будет покончено, я дам тебе развод.

— Да, Джо...

— Я заберу обратно все цацки, которые тебе подарил... все то барахло, которое ты, черт возьми, так любила.

— Да, Джо...

— Твое обожаемое спортивное авто отправится на свалку. Я сожгу, мать твою, ту норковую шубу, которую тебе подарил и которую ты еще ни разу не надела. Сожгу все твои тряпки до единой, Сели.

— Джо!..

— Я дам тебе пинок под зад и брошу в канаву, где тебе самое место и где ты можешь до конца своей жизни продолжать... — Дальше последовала длинная тирада на смеси американского и испанского мата, заставившая наблюдавших за этим мужчин поежиться. И все это время пальцы Мунна продолжали впиваться в исхлестанные щеки жены, а горящие гневом черные глаза не отрывались от ее глаз.