— Кто они? Начальство?

— Скажешь тоже — начальство… Те самые, про кого романы пишут.

— Не пойму я что-то… — Ну, с Марса, с Венеры или еще дальше. А может, ближе. «Он еще не пришел в себя», — подумал я. — Не уверуй, что сдуру треплюсь, — горячо зашептал дядя Вася. — Еще до отравления обезьянки Тома примечал я такие дива. Однорядь слышу: кто-то в виварии стучит железом по железу. А я только оттуда и знаю, что там сейчас ни одного человека нет. Шасть в виварий — а там подле автопоилки железный прут валяется. Которым я кран доворачиваю на ночь. Ему положено в ящике под краном лежать. Как он оттуда вылез? Можешь сказать? Он хмуро посмотрел на меня и продолжал: — А уже после смерти обезьянки Тома и опять же при полном безлюдье кто-то банку с хлорофосом открыл…

— Чего же вы раньше об этом не сообщили, дядя Вася? — спросил я равнодушно.

— А кто мне поверит? Скажут: с пьяных глаз почудилось. Одолели черти святое место.

Это был как раз тот вывод, к которому пришел и я.

— Большое спасибо, дядя Вася, за сообщение, — быстро проговорил я, но он предостерегающе поднял — указательный палец:

— Не спеши поперед батька, не все еще сказано. Не только в том дело, что Виктор Сергеевич много знал. Он вообще особенный был из всех коллег. Смекаешь? Добрый. Справедливый. Я вот его и не попросил бы, а он ко мне сам подходит и говорит уважительно: «Комната вам, коллега, в общежитии выделена. Отдельная. Чтобы, значица, дочку забирали из детдома хотя бы на праздники. При ней, надеюсь, пить не будете». И верьте мне, Петр Петрович, при дочке я никогда, ни в одном глазу. Он надеялся, что и совсем пить брошу. И разве только ко мне он так? Разве коллегу мово Юрку не он спас?

Я все еще не понимал, куда он клонит, зачем все это рассказывает. Дядя Вася заглянул мне в глаза, покрутил головой:

— Да не отсюда он, понимаешь? Доброта при силе — редчайший дар. Такие теперь и не рождаются вовсе на Земле. Его тоже оттуда к нам забросили невесть для чего, понимаешь? Может, им планета наша понадобилась. А он нас, грешных, пожалел, полюбил. Уничтожать не захотел. Наоборот. Вот они его и того…

— Ну что ж, дядя Вася, при отсутствии убедительных версий возможна и такая. А вам бы отдохнуть надо… Кстати, я вам в наш профилакторий путевку устрою.

Он вскинулся:

' — Понятно, — оцарапал меня острым косящим взглядом. Мотнул головой: — Ладно, бог вам судья, Петр Петрович, а Виктор Сергеевич считал вас своим учеником. А кому учитель поперек горла стал, тот и ученика опасается. Так вот…

— Извините, дядя Вася, меня в лаборатории ждут. Потом договорим.

Но он схватил меня за рукав, насильно удерживая, и торопясь зашептал:

— Слушай наиглавнейшее, Петр Петрович. Теперь, опосля того, как они Виктора Сергеевича убрали, — за тобой очередь. Прошу, не ходи в виварий один. Не шути с огнем. В ино место дорога широка, да оттуда узка. Не ходи…

Следователь Шутько не заставил себя долго ждать. Он появился в лаборатории как-то незаметно, несмотря на немалый свой рост, поговорил с профессором, с Таней, потом подошел ко мне.

— Совсем ненадолго оторву вас от дела, Петр Петрович. Вы упомянули в прошлый раз, что в тот день, когда погиб шимпанзе, слышали в виварии шаги…

— Я употребил тогда слово «почудилось». А на самом деле никого в виварии не оказалось. Кроме животных, разумеется.

— Договорились — шаги почудились. Только шаги?

— Нет, Показалось, будто включили транспортер, открывали дверь клетки. Но в институте постоянно работают механизмы: кондиционеры, насосы…

— Все же те звуки чем-то отличались от обычных? Иначе вы бы их не выделили.

Пожалуй, вторую фразу он сказал не столько для меня, сколько для себя, в раздумье.

— Допустим. Но это могли быть какие-то перебои в работе тех же кондиционеров. Напоминаю, когда я заглянул в виварий, там никого из людей не было.

— Никто не мог спрятаться?

— Разве что в клетке. Но вряд ли нашим подопытным, а значит, и ему это понравилось бы.

— А где-нибудь за клеткой?

— Исключено. Я и о клетке просто пошутил. Коридоры и вообще вся площадь вивария хорошо просматривается.

— Да, я убедился в этом, — подтвердил следователь и, словно извиняясь, добавил: — Но, как бы то ни было, шимпанзе был отравлен. А затем там же убили человека.

— Убили? Это установлено точно? — спросил я.

— Абсолютно точно. На груди трупа обнаружены кровоподтеки. Его толкнули в грудь, и он, падая, ударился головой о прутья клетки. Толчок и удар были такой силы, что треснул череп.

К горлу подкатился ком тошноты. Кто мог поднять руку на него? Отдавал ли себе отчет, на кого замахивается? Знал ли, чего лишает других людей и самого себя?

— В виварий есть другой ход, — напомнил следователь.

— Конечно. Со двора. Им часто пользуются. Но после рабочего дня его закрывают.

— Мы проверяли. Дверь была заперта. И все же кто-то проник в виварий.

— Разве что инопланетянин… — Не понял смысла вашей шутки. Я рассказал о дяде Васе и его предупреждении. Следователь, однако, отнесся к «догадке» дяди Васи и особенно к тому, что он просил меня одного не ходить в виварий, серьезнее, чем я предполагал. Он даже уточнил, в каких именно словах дядя Вася предостерегал меня. На прощание сказал: