Я нисколечко не сомневался, что вчера уже был известен мой адрес. Я не удивлюсь, если незваные гости сидят у меня дома и ждут моего появления. Обломайтесь! Не на того напали!

Я стоял уже на четвёртом этаже и слабо постучал согнутым указательным пальцем в дешёвую дверь. Как я и рассчитывал, на мой особый стук вышел девятнадцатилетний Стас. Он был повыше меня на голову, с узким детским лицом. Друзьями нас трудно было назвать, просто знакомые.

– Выручай, – сказал я ему, когда происходил особый жест приветствия. – Сгоняй ко мне на хату, проверь, пустая ли она. Если да, выйдешь на балкон, свистнешь. Если не появишься, значит там гости. Наверно тебе не стоит объяснять, как ты будешь выяснять о нахождении посторонних в моей квартире? – он сделал жест, мол, не учи. – Сделаешь дело, заработаешь на пиво. Идёт?

– А что случилось?

– Неважно. Потом... Ну как?

– Две бутылки «Клинского», и не торгуйся.

Я посмотрел ему в глаза: «Наглеет. Ладно, потом проучу».

– Твоя взяла. На ключи.

– Не-е. Сначала дай.

– Не доверяешь?

– Оберегаю себя от...

– Соображаешь.

– Всякое бывало.

Я ему отстегнул на литр пива, после чего лифт поднял его наверх. А я, спустившись вниз, отдалился от дома на приличное расстояние, встав на перекрёстке улочек у колонки. Стал ждать.

Стас на балконе не появлялся, даже спустя десять минут.

– Я был прав, – прошептал я и пропел строчку из песенки группы «Мумий-Троль»: «Уходим, уходим...»

Да, влип я из-за этой чёртовой видеокассеты. Теперь и домой не пойдёшь. И зачем меня угораздило сесть именно в тот вагон. Как же быть с моими цветочками? Без воды их ждёт медленная смерть. Кроме меня о них никто не позаботится. А с другой стороны, жизнь дороже, чем какие-то комнатные растения. Ничего, новые посажу. В крайнем случае попрошу за ними поухаживать тётю Нину, у неё ведь имеются ключи. Блин, знать бы, насколько в моей квартире поселятся незваные гости? Смогу ли я туда на днях без боязни вернуться? Лучше этого делать не стоит до поры до времени. Куда сейчас податься? Надо посмотреть, сколько у меня осталось денег в кошельке.

Я достал из заднего кармана джинсов самодельный кожаный маленький «лопатник». Пересчитал содержимое. Оказалось, всего 536 рублей, не считая копеек. С такой суммой надолго нигде не затаишься. А припрятанные доллары в квартире временно, а может быть и навсегда не доступны. А там их у меня, моя январская зарплата, которую я обменял на валюту, чтоб она когда-нибудь мне пригодилась. Иногда всё-таки надо прислушиваться к девизу сберегательного банка России. Что произошло, то произошло. Не надо отчаиваться и ссылаться на то, да на это. Сейчас нужно было как-то действовать. Так, Лёха, думай.

Мысли и ноги быстро привели меня по истоптанному много раз маршруту к лавочке, что сколотили под раскидистой ивой у речки. Метр от неё, и тут же обрывается берег, омываемый светло-зелёной водой. Сел, закинув ногу на ногу, закурил.

Мужичок на лодке проплыл мимо.

«Так, во-первых, вечером надо выцепить Стаса и расспросить, кто такие и сколько их, и дать ему поручение. Второе, отправить сегодня же тёте Нине срочную телеграмму и попросить, чтобы она завтра утром в назначенное место принесла деньги, что лежат в тайнике. Ночку где-нибудь проведу, благо что на дворе лето. Можно было бы, конечно, через Стаса передать ей об этом, но что-то я ему не доверяю».

Прошёл к городскому пляжу, который находился недалеко, рядом со старым навесным мостом, от которого осталось одно название. Лишь несколько рыбаков скрашивали этот унылый пейзаж.

Заглянув на почту, сделал то, зачем сюда и пришёл.

«Я босяк, бредущий зимней ночью, под мёрзлой луной, и крохи рассыпанных звёзд освещают мой путь по снежной дороге. Я загнанный зверь, не нашедший тепла и просящий его у холодной ночи, мне полнолуние сопереживает в одиночестве. Я бродяга, уставший плакать, теперь смеюсь над жизнью...» – пронеслись мучительные мысли в раздираемой, истерзанной голове Меньшикова.

Он с облегчением осушил стакан холодной водки и с остекленевшими глазами начал зажигать толстые свечи, расставленные повсюду в мастерской, словно в древнем храме; огоньки света, будто щупальца обхватили пространство стен. А за ним большими томными глазами наблюдала роскошная, голая китаянка, походившая на языческую богиню, восседающую на мягком ложе. Евгений, закончив воспламенять языки свеч в её честь, зажёг благовония и по тёмной комнате разнёсся мягкий аромат лотоса и жасмина. Меньшиков подошёл к холсту, и ещё семь дней назад, он помыслить не мог, что такая женщина будет рядом с ним. Ведь тогда сидя в парке Белинского и читая «Илиаду» Гомера, он ничего вокруг себя не замечал и лишь изредка бросал осмысленные взгляды в пустоту. Приятный смех отвлёк его. Увидел очарование. Обомлел... Прелесть шла навстречу в сопровождении двух подруг, щебеча с ними на родном языке. Подул лёгкий ветер, растрепав, странницы его книги, как угольные волосы иностранки, Меньшиков не видел, он уже ничего не видел, кроме этих раскосых глаз с точёными чертами лица. Что-то помутилось в его воспалённом рассудке, сам не помня себя, не обращая внимания на собственный вечно диковатый вид, мужчина поднялся со скамейки и встал на пути девушек. Те непонимающе уставились на странного небритого субъекта, а он, безумными глазами, глядя на свою избранницу, с жаром проговорил:

– Послушай, хочешь остаться бессмертной на века? Чтобы твоя красота была нетленной и сводила с ума целые поколения мужчин? Я могу сделать тебе такой подарок, потому что я – настоящий художник, не тот, кто пишет глупые квадраты, а тот, кто способен отобразить весь блеск твоих чудесных глаз!

Меньшиков схватил ручку опешившей китаянки, вложив в ладошку визитку. Девушки, испугавшись его напора, поспешили уйти.

– Позвони мне! Позвони мне обязательно, принцесса, пожалуйста, позвони! – сполз на колени Евгений, крича ей вслед.